Корф Модест Андреевич (1800-1876), барон, русский государственный деятель, историк. Окончил Царскосельский лицей (1817); служил во II отделении императорской канцелярии под руководством М.М. Сперанского, участвовал в подготовке «Полного собрания законов» и «Свода законов Российской империи». Управляющий делами Комитета министров (1831), государственный секретарь (1834), член Государственного совета и Цензурного комитета (1855-1856 - его председатель). Управляющий Императорской публичной библиотекой (1849-1861); начальник II отделения Императорской канцелярии (1861-1864); председатель департамента законов Государственного совета (1864-1872). В 1858 г. вышло третье издание его книги «Восшествие на престол Николая I».
Вчера, посетив гр[афа] Орлова, я рассуждал с ним, не хорошо ли было бы напечатать что-нибудь в газетах о наших юбилейных празднествах, о которых так много говорит целый город. Но, по его мнению, это едва ли угодно было бы Государю, а я в таких случаях совершенно полагаюсь на его придворный такт. Но покамест мы таким образом толковали, кто-то уже вздумал действовать, и сегодня вдруг явилась в «Северной Пчеле» статейка об обоих юбилятах...
По случаю простуды императрицы вчерашний новогодний выход был внезапно отменен, но зато мы были свидетелями и действующими лицами в другом трогательном зрелище. Вчера же, 1 января 1843-го, был пятидесятилетний юбилей службы в офицерских чинах двух государственных сановников: министра им[ператор]-ского двора кн[язя] Волконского и нашего кн[язя] Васильчикова. Касательно последнего было в предположении некоторых членов дать ему в этот день торжественный обед от Государственного совета, но Государь отклонил эту мысль, отозвавшись, что такими пирами праздновали доныне у нас юбилеи только докторов...
БЛАГОСЛОВИ душе моя Господа и не забывай воздаяний Его! Вот тот клик благодарения и вместе молебного упования, которым я кончаю и начинаю каждый день, а тем более, начинаю новолетие — эту условную, но постоянную и непременную грань в жизни человеческой. Утраченное утрачено, прошедшее невозвратимо, но среди тяжких воспоминаний, которыми оно для нас запечатлено, не должна ли преобладать благоговейная благодарность за все хорошее, чем выкупаются зло и бедствия, не должны ли сохраняться еще более в памяти нашей те воздаяния Божии, которых мы так мало были достойны и которые однако изливались и изливаются на нас постоянно щедрою рукою всеправящего...
8-го августа поздно вечером мы уехали отсюда с обоими детьми и племянницею Олею в лужскую деревню Мавриных, где провели под радушным кровом милых хозяев 9-е, 10-е и 11-е, а 12-го выехали в Городец навстречу доброму моему брату, который с небольшим в три месяца успел облететь почти всю Европу. Он приехал туда 13-го, а 14-го мы воротились с ним восвояси. Теперь он со всею семьею проводит несколько дней у нас на даче, и мы так довольны, так счастливы <тем>, что можем хоть сколько-нибудь их приютить и успокоить! Три месяца разлуки прошли без всяких потерь, мы свиделись опять здоровыми, с теми же неизменными чувствами дружбы: как не благодарить всеблагого Бога!
Новый наш митрополит прекрасно подвизается на своем поприще, напоминая во многом знаменитого предшественника Серафимова, Михаила. Служа в каждой церкви, где только встречается храмовой праздник, произнося везде импровизированные поучения, без тетради, без налоя, просто с посохом в руках, он приобретает большую популярность в народе. На днях преосвященный Антоний объявил, что он не станет отправлять никаких погребений за деньги, а будет отдавать последнюю честь только по своему выбору, кому сам рассудит. Этим он лишает себя важнейшей части личных своих доходов, но тем более, конечно, приобретает прав на общее уважение...
Прошлою зимою мы не могли говеть оттого, что Оленька тогда кормила и, вследствие того, решились говеть нынче, успенским постом, вместе с матушкою. Мы исповедывались у ульянского священника, того самого, который мною определен был к этому месту, и вчера причащались в его же церкви. Матушка многие уже годы, говея зимою, по болезненному своему положению, приобщалась на дому, но нынче я в первый раз имел наслаждение принять дары опять вместе с нею. Здоровье ее, как всегда летом, очень изрядно, но тем более пугает нас положение моей тещи, которая, страдая печенью и имев уже несколько воспалений, с самого великого поста все не может оправиться даже в такой степени, чтобы можно было сказать, что ее болезнь прошла и что она начинает выздоравливать...
1 августа
28 июля на общем любекском пароходе «Николай 1-й» приехал к нам владетельный герцог Нассауский с братом своим, принцем Маврицием. Хотя приезд его и был предвиден, однако в Кронштадте не было сделано никаких приготовлений к его приему и, вследствие того, он должен был там, для переезда в Петергоф, нанять частный пароход. Общая молва нарицает его женихом вел[икой] княжны Ольги Н[иколаев]ны.
Модест Корф. Дневник. Год 1843-й. М., 2004, с. 262.
Нынешнее лето гвардейские маневры продолжаются необыкновенно <долго> и распространяются необыкновенно далеко. Они начались 20-го числа и продлятся до 4-го или 5-го, причем войска доходят до Ямбурга и Нарвы. Вместе с гвардейскими полками маневрирует и Гренадерский корпус, пришедший из Новгорода. Государь находится неотлучно при войсках и бивакирует вместе с ними. Любопытное известие. На пароходе «Девоншир», прибывшем из Лондона и Дюнкирхена, приехал к нам 17-го числа знаменитый Бальзак, тот из французских писателей, который пользуется, и особенно прежде пользовался самою большою у нас популярностию. Цель и причины его приезда еще достоверно неизвестны и подвергаются разным версиям...
Я не помню <давно> книги, которая производила бы такой эффект в Петербурге, как привезенная недавно из Парижа: «La Russie en 1839» par le Marquis de Custine*. Кюстин — известный уже в литературе несколькими романами и особенно путешествием по Испании — в 1839-м году, во время свадьбы вел[икой] княгини Марии Н[иколаев]ны, приехал в Россию, посетил обе наши столицы и Нижний Новгород и издал теперь воспоминания своей поездки в четырех больших томах. Принятый отлично во всем высшем обществе, обласканный Государем и имп[ератри]цею, окруженный везде русским радушием и гостеприимством, он отблагодарил нас самым злым пасквилем против России вроде тех, какие не являлись уже со времен Екатерины...
22-го июля, в день именин велик[ой] княгини Марии Н[иколаев]ны, был еще у нее маленький бал в Сергиевке (между Петергофом и Ораниенбаумом), а в следующую же за тем ночь, в 3 часа, она разрешилась сыном. Это первый еще мужеский потомок во втором колене царственной нашей семьи. В Манифесте искусно намекнуто, в разрешение сомнений, которые могли бы быть по религии отца, что новорожденный принц наречен по обряду православной церкви — Николаем. Также упомянуто, что ему лично присваивается титул имп[ератор]ского высочества. Указ 2-го апреля 1842-го г. о обязанных крестьянах, кроме бесчисленных статей в иностранных газетах и некоторых частных, впрочем, незначащих волнений внутри России, оставался до сих пор без всякого видимого и положительного действия. Честь — d'ouvrir la lice — предоставлена была новороссийскому генерал-губернатору графу Михайлу Семеновичу Воронцову...
Вчера была опять важная эпоха в жизни нашего Моди. Теперь ровно сутки, что, отслушав обедню и причастив его, мы отняли его от груди... Эти сутки он вёл себя прекрасно, нисколько, кажется, не замечая отсутствия груди, которую он приучен был брать не иначе, как в определенные часы, и к которой вообще начинал в последнее время делаться гораздо равнодушнее. Он вообще — удивительно благонравное для его возраста дитя, и в характере его многое от матери, которую он обожает неизъяснимым образом. Она тоже благополучно перенесла эти сутки, хотя вчера, прощаясь с своим питомцем, много плакала. Свято, безропотно не только в слове, но и в душе вынесла она, в продолжение 13-ти месяцев, священные обязанности кормилицы, которые обратились на пользу и ей, и нашему птенцу...
11-е июля — день именин вел[икой] княжны Ольги Н[иколаев]ны, праздновалось нынче в первый раз в Красносельском лагере, разумеется, только для военных, парадным разводом, ввечеру балом, для которого раскинута была обширная палатка на тамошнем съезжем дворе. Наследник оправился от кори и уже выезжает кататься, но не являлся еще ни в лагерь, ни в других публичных местах. Зато с нынешнего лета начал уже везде показываться с большими вел[икий] князь Константин Н[иколаеви]ч. Он был и на петергофском маскараде, и на красносельском бале. Между тем царская семья опять встревожена новым недугом. У дочери вел[икой] княгини Марии Н[иколаев]ны обнаружился сильный коклюш, и это тем более всех волнует, что мать со дня на день ожидает нового разрешения...
Умерли: 1. генерал-адъютант, сенатор граф 451 Ламберт, за сыном которого дочь гр[афа] Канкрина. Он давно жил в деревне, вне всяких дел. Я, кажется, говорил уже об нем по случаю свадьбы гр[афини] Канкриной; 2. тайн[ый] с[оветни]к Иван Борисович Пестель, бывший некогда сибирским генерал-губернатором и смененный там Сперанским. Самое примечательное в нем было то, что он многие годы управлял Сибирью, живя безвыездно в Петербурге. Он тоже давно был в отставке и умер теперь в Смоленске, 73-х лет от роду. Преступник 14-го декабря был его сын.
Дни 30-го июня и 1-го, и 2-го июля я провел в Петергофе, первые два — один в придворных обязанностях, третий — с женою, детьми и племянниками, которые приехали ко мне погулять. 30-го июня был бал в большом Петергофском дворце для всех приехавших, 1-го числа, как всегда, кавалергардский развод, обедня с выходом, baisemain *, гофмаршальский стол, маскарад и иллюминация. Все это сопровождалось очаровательною итальянскою погодою, и иллюминация на моей памяти никогда так не горела. 2-го предполагалось публичное гулянье в Александрии, но с самого утра начал накрапывать дождь, который после обеда усилился и уничтожил все проекты...
25-го числа, против обыкновения, не было ничего в Петергофе, потому ли, что у наследника корь (хотя он уже выздоравливает), или просто по нерасположению Государя. Когда все мы сбирались уже туда ехать, вдруг разнесли повестки, что их величества не изволят 25-го никого принимать, кроме генералов и флигель-адъютантов. Есть люди, которые вздумали очень этим оскорбиться, особенно принадлежащие к первым чинам двора, но их сердце неопасно и непродолжительно, и Государю небольших стоить будет усилий, чтобы их опять с собою примирить. Милостей тоже не было почти никаких. Только при разводе Государь поздравил вел[икого] князя Константина Н[иколаеви]ча поручиком и, сверх того, герцог Лейхтенбергский и Семеновский полковой командир Липранди назначены в свиту. Балу при дворе в этот день не было, и вся царская семья провела вечер на даче у велик[ой] княгини Марии Н[иколаев]ны...
