Петербург

Вчера был прекрасный, по обыкновению, бал у Лазаревых, который ознаменовался особенным событием, именно приездом туда наследника. Вел[икий] князь Михаил П[авлови]ч бывает там каждый раз, но наследник, которого хозяева зовут два уже года, приехал вчера впервые и пробыл часа два. Многих знатных, впрочем, тут не было, потому что в этот же день — «Татьяны» и у нашего Васильчикова праздновались именины его жены, роутом, хотя не званым, но довольно многочисленным...

Вчера, в воскресенье, был небольшой танцевальный вечер у наследника, не в большой его зале, а в золотой комнате, человек на сто. Кроме собственно танцующих, тут было очень немного и даже не все министры, так что составилось всего не более двух карточных столов. Имп[ератри]ца, которая все еще несколько охрипла, явилась в закрытом платье и в шали. Государь танцевал сам некоторые танцы и в том числе мазурку с женою нашего Бутурлина, но, кажется, более для того, чтобы с нею сидеть, потому что когда приходила Его очередь, он просто ходил. Вообще Петербург наш, нисколько не заботясь ни об ужасном беззимии, ни о вредном влиянии его на все отрасли промышленности, танцует себе нынче, как всегда, напропалую...

Вчера, посетив гр[афа] Орлова, я рассуждал с ним, не хорошо ли было бы напечатать что-нибудь в газетах о наших юбилейных празднествах, о которых так много говорит целый город. Но, по его мнению, это едва ли угодно было бы Государю, а я в таких случаях совершенно полагаюсь на его придворный такт. Но покамест мы таким образом толковали, кто-то уже вздумал действовать, и сегодня вдруг явилась в «Северной Пчеле» статейка об обоих юбилятах...

БЛАГОСЛОВИ душе моя Господа и не забывай воздаяний Его! Вот тот клик благодарения и вместе молебного упования, которым я кончаю и начинаю каждый день, а тем более, начинаю новолетие — эту условную, но постоянную и непременную грань в жизни человеческой. Утраченное утрачено, прошедшее невозвратимо, но среди тяжких воспоминаний, которыми оно для нас запечатлено, не должна ли преобладать благоговейная благодарность за все хорошее, чем выкупаются зло и бедствия, не должны ли сохраняться еще более в памяти нашей те воздаяния Божии, которых мы так мало были достойны и которые однако изливались и изливаются на нас постоянно щедрою рукою всеправящего...

Новый наш митрополит прекрасно подвизается на своем поприще, напоминая во многом знаменитого предшественника Серафимова, Михаила. Служа в каждой церкви, где только встречается храмовой праздник, произнося везде импровизированные поучения, без тетради, без налоя, просто с посохом в руках, он приобретает большую популярность в народе. На днях преосвященный Антоний объявил, что он не станет отправлять никаких погребений за деньги, а будет отдавать последнюю честь только по своему выбору, кому сам рассудит. Этим он лишает себя важнейшей части личных своих доходов, но тем более, конечно, приобретает прав на общее уважение...

1 августа

28 июля на общем любекском пароходе «Николай 1-й» приехал к нам владетельный герцог Нассауский с братом своим, принцем Маврицием. Хотя приезд его и был предвиден, однако в Кронштадте не было сделано никаких приготовлений к его приему и, вследствие того, он должен был там, для переезда в Петергоф, нанять частный пароход. Общая молва нарицает его женихом вел[икой] княжны Ольги Н[иколаев]ны.

Модест Корф. Дневник. Год 1843-й. М., 2004, с. 262.

Я не помню <давно> книги, которая производила бы такой эффект в Петербурге, как привезенная недавно из Парижа: «La Russie en 1839» par le Marquis de Custine*. Кюстин — известный уже в литературе несколькими романами и особенно путешествием по Испании — в 1839-м году, во время свадьбы вел[икой] княгини Марии Н[иколаев]ны, приехал в Россию, посетил обе наши столицы и Нижний Новгород и издал теперь воспоминания своей поездки в четырех больших томах. Принятый отлично во всем высшем обществе, обласканный Государем и имп[ератри]цею, окруженный везде русским радушием и гостеприимством, он отблагодарил нас самым злым пасквилем против России вроде тех, какие не являлись уже со времен Екатерины...

Вчера была опять важная эпоха в жизни нашего Моди. Теперь ровно сутки, что, отслушав обедню и причастив его, мы отняли его от груди... Эти сутки он вёл себя прекрасно, нисколько, кажется, не замечая отсутствия груди, которую он приучен был брать не иначе, как в определенные часы, и к которой вообще начинал в последнее время делаться гораздо равнодушнее. Он вообще — удивительно благонравное для его возраста дитя, и в характере его многое от матери, которую он обожает неизъяснимым образом. Она тоже благополучно перенесла эти сутки, хотя вчера, прощаясь с своим питомцем, много плакала. Свято, безропотно не только в слове, но и в душе  вынесла она, в продолжение 13-ти месяцев, священные обязанности кормилицы, которые обратились на пользу и ей, и нашему птенцу...