Бенкендорф А.Х.

В последний раз в жизни обращаю к Вам вопль мой. Имейте терпение. Не затворяйте благородного сердца Вашего. Вы допустили сделать из меня грязный мячик, которым злобе вздумалось запятнать человека превосходных качеств души и сердца, и я закинут за 600 верст далее. Это не помешает мне непрестанно молить о Вас бога за оказанное Вами величайшее — по моим религиозным понятиям — благодеяние исходатайствованием мне христианского прощения в высоком сердце государя. Но не будет ли самая молитва жалобою на Вас к небесному правосудию — жалобою доступною? Там нет аристократии, там не куртизируют друг другу презрением несчастия, пожертвованием невинности. Ради господа! подумайте, граф: ей, ей, пора устать в преследовании нас! Вы дворянин не татарского происхождения; в Вас течет кровь благородных ливонских рыцарей. Счастие не может помутить ее, когда продолжительное бедствие не в силах было изменить крови германского происхождения, облагороженной при Оттоне I...

Государь император, по благосердию своему, даровал воспитание младшей дочери моей. Она возвращена уже матери. Я отец. Лишен всего, но не способности благородно чувствовать. Глубоко тронутый благодеянием монарха, рвусь духом упасть к августейшим стопам и омыть их благодарными слезами. Нельзя! По крайней мере, до последнего издыхания моего буду молить господа о ниспослании его величеству всех радостей, до каких на земли человеку и царю достичь возможно. Благородный граф! пошлите мне отраду: доведите это до сведения государя.

В предшествовавших годах не было упоминаемо о молве на счет Корпуса Жандармов единственно по той причине, что отчеты нравственные представляются начальником этого Корпуса 35. Нет сомнения, что если бы эти отчеты представлялись другим, посторонним лицом, то оное выставило бы многих противников этого учреждения и действующих в нем чиновников. Шеф жандармов не довольно ослеплен, чтобы не видел недостатки и слабые стороны своего Корпуса, но с тем вместе дозволяет себе сказать, что Корпус жандармов не может не иметь недостатков, ибо в состав оного входят люди, подверженные большим или меньшим неизбежным слабостям, так точно как и во всех других государственных учреждениях.