ДОПОЛНЕНИЕ К НРАВСТВЕННОМУ ОТЧЕТУ ЗА 1841 ГОД *
В предшествовавших годах не было упоминаемо о молве на счет Корпуса Жандармов единственно по той причине, что отчеты нравственные представляются начальником этого Корпуса 35. Нет сомнения, что если бы эти отчеты представлялись другим, посторонним лицом, то оное выставило бы многих противников этого учреждения и действующих в нем чиновников. Шеф жандармов не довольно ослеплен, чтобы не видел недостатки и слабые стороны своего Корпуса, но с тем вместе дозволяет себе сказать, что Корпус жандармов не может не иметь недостатков, ибо в состав оного входят люди, подверженные большим или меньшим неизбежным слабостям, так точно как и во всех других государственных учреждениях. Весьма естественно, что Корпус жандармов более всех прочих управлений в государстве обращает на себя немилость, а иногда даже и негодование всех начальствующих лиц, начиная от министров до губернаторов, которые видят в нем род контроля их действиям и в чувстве этого неудовольствия приписывают ему далеко обширнейший круг действия, нежели Вашему Императорскому Величеству благоугодно было ему начертать. В разговорах об этом предмете с шефом жандармов употребляют всегда некоторую вежливость, что это учреждение при его управлении заключает в себе много полезного и что в иных руках оно должно и может иметь весьма пагубные последствия, и эти рассуждения заставляют шефа жандармов давать всегда один и тот же ответ: что Государь будет уметь сделать выбор хороший и что весьма ошибаются, ежели полагают, что можно обманывать прозорливость и опытность Царя во вред частных лиц. Этим судьям неизвестно, что до сего времени не было ни одного случая, где бы чиновников сместили с занимаемого им места или вообще лицо частное было наказано, основываясь на одних сведениях, от жандармов полученных, и что в этих случаях делу дается окончательное течение только тогда, когда получены бывают подробные исследования от губернаторов, предводителей дворянства и самих министров, которым все и всегда предварительно сообщается. Добросовестно сказать можно, что ежели в высшем слое общества слышны неудовольствия против Корпуса жандармов, то, конечно, это сторицею заменяется отголосками всех других сословий в публике и угнетенными в столицах и губерниях, которые не только не жалуются, но во всех случаях прибегают к защите Корпуса жандармов, а зная, что когда нигде уже не найдут правосудия, то здесь не отвергнут их и это действие сделало то, что шефа жандармов называют больницею неизлечимых. Несмотря на это, никто более шефа жандармов не знает, что между офицерами его ведомства, которых хотя старается он принимать под начальство свое с строгой разборчивостью, могут находиться люди не совершенно способные, что есть и такие, которые обладают хорошими качествами, но не имеют необходимой ловкости ладить со всеми в тех или других случаях, в которых положение их почти всегда затруднительно, ибо лица начальствующие всегда взирают на них как на людей им неприязненных.
При этом нерасположении многих начальств к Корпусу жандармов и при этой, так сказать, боязни, конечно, скорее обнаружили бы они действительное злоупотребление или лихоимство кого-либо из членов Корпуса жандармов составляющих, если бы эти пороки между ними существовали, и, конечно, никто не был бы благодарнее шефа жандармов за подобное открытие, как то уже и случилось в недавнем времени при рассмотрении дела, порученного генерал-адъютанту Кавелину, когда этот благородный и истинно преданный своему Государю чиновник, по дружбе к шефу жандармов, имел с ним по этому предмету откровенный разговор и на просьбу указать на те злоупотребления, которые он приписывает Корпусу жандармов, указал: на защиту в 1838 году жандармским полковником Гейкингом 36 Костромского губернатора Приклонского, впоследствии смещенного, по участию, которое генерал-адъютант Кавелин принимал в этом деле, ибо в оное вовлечены были Костромские председатель уголовной палаты Васьков и вице-губернатор Юренев, которых он полагал правыми, может быть и с основанием. Далее генерал-адъютант Кавелин полагал, что камер-юнкер князь Огинский 37 содержался в крепости единственно по донесению уволенного из Корпуса Жандармов генерал- майора Фрейганга 38, тогда как донос о князе Огинском был сделан евреем, впрочем, с подкреплением и от генерал-майора Фрейганга, и тогда как мера строгости против князя Огинского возникла уже после донесения генерал-лейтенанта Мирковича, который писал к Вашему Императорскому Величеству в выражениях далеко сильнейших, нежели доносил Фрейганг. Впрочем, примеры доказывают, с какой поспешностию были удаляемы из Корпуса Жандармов чиновники, которые по тем или иным причинам не заслуживали оставаться в оном: генерал-майор Фрейганг - единственно за то, что неясно видел Виленское дело, уволен от службы; подполковник Лобри 39 за то, что только увлекся неблагонамеренными происками коллежского асессора Анисимова 40, удален из Корпуса; по тому же делу майор Гарижский 41 отставлен, коллежский асессор Стратанович 42 переведен в другое ведомство. Далее подполковник Гейкинг, Душенкевич 43, Быков 1-ый 44, Быков 2-ой 45, Огарев 46, майор Шишмарев и, сверх, того некоторые обер-офицеры по разным случаям, но никогда за лихоимство, были удалены из Корпуса.
Соблюдая, таким образом, строгость в необходимых случаях, шеф жандармов видит с утешением, что тот же генерал-адъютант Кавелин нашел себе самого полезного сотрудника в Виленском деле в одном из чиновников Корпуса жандармов, полковнике Радищеве 47, что во всей следственной комиссии только один член видел дело так же ясно, как генерал-адъютант Кавелин, и деятельно способствовал к развитию оного и, так же как он, сильно доносил по сему делу, и этот член принадлежит к Корпусу жандармов, полковник Ломачевский 48. Наконец, что сам генерал- адъютант Кавелин лично доводил до сведения шефа жандармов о бедности штаб-офицеров сего Корпуса и о необходимости удвоить и даже утроить их содержание, говорил о бедности, которая не доказывает ли ясно их бескорыстие. В доказательство же, что выбор людей в Корпус жандармов часто бывает удачен, можно представить то, что нет почти ни одного министра, ни одного генерал-губернатора, который не просил бы шефа жандармов уступить ему чиновника. Так получили назначения из Корпуса жандармов, по собственному избранию Вашего Императорского Величества, генерал-лейтенант Руперт 49, генерал-майор Языков 50 и полковник Ребиндер 51. По просьбам графа Канкрина, графа Киселева, бывших министров внутренних дел и разных генерал-губернаторов: тайные советники Жемчужников и Дребуш, генерал-майоры Перфильев, Марин и Эйлер 52, действительный статский советник Огарев, полковники Сидоров, Радищев, Микулин, Озерецковский 53, Пригоровский, Бренчанинов, Бегичев 54 и Поль ИШ, подполковники Стогов 56, Баранович 57 и Анненков и многие другие. Шеф жандармов всегда охотно уступал в другие ведомства подчиненных ему чиновников, ими были новые их начальства довольны, и ежели один из выбывших из Корпуса жандармов чиновников в последнее время, генерал-майор Флиге 58, не был в состоянии приобрести доверенность и расположение генерал-лейтенанта Бибикова 59 и лишился своего места, ибо дозволил себе писать к нему письма излишне смелые, но это событие не отнимает у него достоинство честного и усердного человека, тем более что в Подольской губернии он оставил по себе самое лучшее мнение. Флигель-адъютанты Вашего Императорского Величества, ежегодно бывающие во всех губерниях, люди в этом деле совершенно беспристрастные, по просьбам шефа жандармов всегда собирали местные известия о жандармских штаб-офицерах и передавали о них самые лучшие отзывы, в чем от них самих легко удостоверится можно, и по всем сим причинам можно вывести безошибочное заключение, что существование высшей полиции в известном мундире далеко полезнее, нежели тайные агенты, которых боялись бы видеть в каждой одежде, в каждом человеке. Преемник же шефа жандармов увидит, сколь трудно его место и сколько должно быть в беспрерывной борьбе не против публики, но против лиц, составляющих государственное управление. В обществе не обращают внимание на то, что в губерниях нет ни одного штаб-офицера, к которому не обращались бы обиженные и не искали бы его защиты; не говорят, что нет дня в Петербурге, чтобы начальник округа, начальник штаба, дежурный штаб-офицер не устраняли вражды семейные, не доставляли правосудия обиженному, не искореняли беззакония и беспорядков - о хорошем молчат, а малейшее дурное, стараются выказать как зло важное! Многие, не желая обвинять шефа жандармов, сначала обвиняли доброго, честного, умного Фон-Фока 60 оставившего по себе самую блистательную репутацию; обвиняли Мордвинова 61, о котором, после оставления им места, не слыхать ни одного дурного слова и который ныне может почесться одним из лучших губернаторов, ибо вверенная ему губерния по всем сведениям благоденствует; обвиняют Дубельта 62, который сколько можно уделяет времени на добрые дела, ибо честность и доброта суть наклонности его сердца, - и все это делается потому, что обвинители находят легче обвинять второстепенных чиновников, которые не столь сильны, нежели их начальника, который, может быть, имеет более пороков, нежели все его подчиненные.
Примечания
* На первом листе документа резолюция Николая I: «Много справедливого, но когда совесть чиста, то подобное превозмогать можно».