Григорьев Ап.

...У нас за это время случилось несколько событий в гимназической жизни. и такого характера, что мне стыдно, что я написал выше все, не рассказав Вам о них: на маслянице директор поручил двум помощникам классных наставников ходить на каток — наблюдать за гимназистами, катающимися на коньках (скоро за ними в сортир будут посылать надзирателей): и вот в одно из воскресений часов в 12 утра в первый раз вышел старый Леонов (60 лет) — и получил от выгнанного несколько лет назад Рыльцевича оплеуху, не как Леонов, а как классный надзиратель, из-за которого его когда-то оставили без обеда и потом дома высекли. Если бы получил я, если бы получил кто другой из учителей — я бы не так удивился, и даже — не так негодовал...

    Сент[ября] 29.

    Вчера за нами прислали, потому что у них был вечер… Я сел подле ее мужа, чтобы отвлечь его внимание от нее и от Вольдемара. Скоро, впрочем, муж стал играть в карты.

    Я должен был выносить пытку разговора с приживалкою. Вольдемар говорил с нею… она полулежала на кушетке, так грациозно, так свободно… На ее лице играла такая беззаботная радость.

    Мне было тяжело: меня давило предчувствие.

    Сент[ября] 19.

    Они были с визитом. Шутки отца моего над нею меня терзали. Вольдемар вышел бледный и расстроенный. Оба мы — он и я — должны быть сегодня у них в ложе. Она обещала Вольдемару свой альбом.

+ + +

    Она и муж ее сидели уже в ложе, я сел за ее стулом, но я чувствовал, что между ей и мною есть уже тайна.

    Муж вышел в фойе… Я стал смотреть в сторону, я хотел показать вид, что не знаю их тайны.

    Сентября 15.

    Послезавтра — свадьба. Она приезжала с женихом… Я опять играл. Вольдемар говорил с нею. Он был хорош, он обаятельно улыбался, он не смеялся цинически.

    Она как-то чуждалась меня.

    Жених просил меня быть шафером. Со мною он хочет быть, видимо, по-родственному.

    Прощаясь, она обратилась к Вольдемару.

    Сентября 13.

    Вольдемар поверил наконец в страдание, — он болен, как я же, от мысли о ее судьбе.

    Нынче я ходил молиться за нее — но не мог молиться… Тяжелое чувство давит мне душу, чувство вражды и ненависти.

    Целый мир кажется мне громадным демоном, которого когти впиваются во все светлое и прекрасное.

    Сентября 11.

    Боже, боже, сжалься над нею, сжалься надо мною… осуди меня на вечное мучение, но спаси ее.

    Бедный ангел, бедное дитя….ужели ты осуждена последним, роковым судом?..

    Палачи, демоны… о Спаситель, Спаситель, вырви ее из когтей их!..

    Спаси ее, спаси ее!..

    О! неужели только за то проклята ты, мое дитя, что ты чиста и прекрасна, что ты нежна, что пытка упреков и жалоб ужаснее смерти и несчастия…

    Сентября 7.

    Удивляюсь верности своих предчувствий: нынче приходил ее отец с объявлением, что за Лизу сватается жених, по рассказам его, человек с состоянием и офицер. Он просил совета моей матери, и смотр жениха назначен у нас сегодня вечером.

+ + +

    Да — это так, да и чего же можно было ожидать мне?

    Сентября 4.

    Лучи жизни, лучи молодости исходят от этой девочки; я опять был весел, я опять предавался безумному веселью, веселью беспритязательному, с забвением о гнусной натянутости всего этого овоскресенившегося люда, с забвением о сальных свечах пополам с восковыми… с забвением о самом себе, о своей любви, обо всем, обо всем…