События 1846 года

Нравственно-политический отчет за 1846 год.

Происходившие в начале 1846 года беспорядки в Галиции и великом княжестве Познанском 1 побудили и наше правительство поставить себя в готовность предупредить всякое беспокойство, которое могло бы начаться в нашем Отечестве. Хотя обстоятельство это придавало политическим делам нашим вид менее спокойный, нежели в предшествовавшие годы, но с одной стороны, заграничные беспорядки почти не проникли в наши пределы, а с другой - опасения представлялись только в Западном краю России; спокойствие же в прочих областях государства не было нарушено ни одним важным обстоятельством. Поэтому общий обзор дел по части высшей полиции приводит к тому убеждению, что Отечество наше, несмотря на некоторую шаткость Западного края, и в 1846 году вообще сохраняло прежний вид твердости и неизменности в политическом отношении, так что если бы другие державы европейские не представляли совершенно другого вида, то правительству нашему оставалось бы только пользоваться плодами своего попечения.

Городовое положение 1846 года

ГОРОДОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ 1846 года - закон о проведении реформы городского самоуправления Петербурга. Заменяло так называемую Шестигласную думу "всесословной" городской думой. Из представителей пяти сословных групп (по 100-150 от каждой) была образована Общая дума и ее исполнительный орган - Распорядительная дума (12 человек). Избирательным правом в Общую думу пользовались мужчины, владевшие недвижимым имуществом, приносящим доход не менее 100 рублей, и приписанные к городскому обществу не менее 2 лет.

В.И. Штейнгейль – В. А. Казадаеву. 5 января 1846. Тара

Вы — благородная душа! Доколе дух мой в теле, не умрет в сердце моем уважение к Вам. В политическом мире оно ничто для Вас; но, верьте, уважение страдальца пред богом имеет свою высокую цену. Да благословит господь все начинания Ваши. В. Штейнгейль. P. S. В Лейб-егерском полку есть поручик бар. Вячеслав Ш. — это сын мой. Взгляните на него. Вы не имеете детей, но высокими чувствами обильная душа Ваша поймет желания отца. Слезы останавливают меня.

В.И. Штейнгейль – А. Ф. Орлову. Тара, 11-го апреля 1846 года

Для поруганного, изъязвленного, с разбойниками распятого — и воскресшего бога, суд которого, по убеждению веры, неизбежен, простите моему дерзновению; решаюсь еще раз, и уже последний, обратиться к Вам с словами святителя Василия Великого: «Если Вы хотели бы облегчить участь страдальца и не можете, чиста пред господом добродетель Ваша; но если можете и не хотите» — по одним аристократическим уважениям, — «то господь некогда поставит Вас самих в такое положение, что восхощете и не возможете»...

Григорьев Ап. Воспоминания. 15 сентября 1846 г.

Сентября 15.

Послезавтра — свадьба. Она приезжала с женихом… Я опять играл. Вольдемар говорил с нею. Он был хорош, он обаятельно улыбался, он не смеялся цинически.

Она как-то чуждалась меня.

Жених просил меня быть шафером. Со мною он хочет быть, видимо, по-родственному.

Прощаясь, она обратилась к Вольдемару.

В.И. Штейнгейль – В. К. Кюхельбекеру. [Тара, кон. июля—август 1846]

Добрейший мой Вильгельм Карлович, не имеете ли Вы кому-нибудь поручить узнать в Совете; по какой причине остановлено письмо, адресованное на имя мое из Елабуги, со вложением 25 р. сер., которое от здешней почтовой конторы отправлено в губернскую контору 4 июля; следовательно, я мог получить 16-го; вместо того до сих пор нет. Если это по милости казначея, то нельзя ли его пообеспокоить. Вы знаете, что я совсем не имею дара писать стихами и никогда не писывал; но здешний городничий, лишившись двух малюток, которые схоронены вместе, просил меня написать эпитафию. Вот как исполнил я его желание...

В.И. Штейнгейль – М. А. Бестужеву. Тара, 16-е — 20 августа 1846 года

Наконец, по долгом ожидании,— с марта месяца действительно много времени прошло, — и я получил твое письмо, от 10 июня, мой любезнейший, незабвенный друг Мишель. Очень понимаю все. У меня нет столько хлопот, но есть такие минуты, и не редки они, в которые от самого себя желал бы сокрыться, не только быть сообщительным с друзьями. Отвращаемая от самого пера голова превращается в тыкву, и ничто рассудительное не вяжется в ней; а глупости сообщать что за радость, сам посуди. Из этого ты видишь, могу ли быть взыскательным. Попеняю тебе, да в другом. В письме от 28 марта я написал тебе о появлении Батенькова и о том что желал бы знать о подробностях смерти Якубовича 1. Ты ни о том, ни о другом не упоминаешь. Положим, что рассказывать о последних и много, и некогда, и не в расположении, но неужели первое вовсе тебя не заняло. Скажу тебе, что Батеньков написал мне письмо, исполненное юных чувств истинной дружбы; так что я изумлен был, читая, как могла сохраниться в нем эта благородная живость, которою он так отличался 20 лет назад. И сколько тут умного, интересного...

II. Рассказ Виталина

Мне было восемнадцать лет. У меня было еще семейство, т. е. я хотел еще, чтоб оно у меня было.

Семейство! В этом слове столько радостей и страданий — страданий всегда и во всяком случае… Человек — свободный житель божьего мира — заперт в тесный кружок, прикован исключительно к одной частице этого беспредельного мира, и горе ему, если из своей тесной клетки видит он светлую даль необозримого небосклона!..

Григорьев Ап. Воспоминания. 23 августа 1846 г.

Авг[уста] 23 [1846].

Я ходил вчера долго по пустым улицам: было сыро, холодно, мрачно… вместо звезд тускло светились фонари. Мне было тяжело… Что это было такое? Насмешка судьбы, вырвавшей меня на минуту из моей пошлой, из моей страшной жизни, для того, чтобы показать мне ее во всей отвратительной наготе, или призыв к иному, лучшему бытию?

Григорьев Ап. Воспоминания. 1 сентября 1846 г.

Сентября 1.

Тяжело, страшно тяжело. Зачем хотят отнять у меня все, чем живу к, зачем хотят отнять у меня моего Спасителя, зачем хотят низвести в чреду обыкновенной, пошлой жизни проявления божественной любви?

Вольдемар!.. сжалься надо мною, сжалься над благороднейшею частию самого себя, — ты не можешь не верить в страдание по лучшем, по утраченном бытии.

Григорьев Ап. Воспоминания. 3 сентября 1846 г.

Сентября 3.

Григорьев Ап. Воспоминания. 4 сентября 1846 г.

Сентября 4.

Лучи жизни, лучи молодости исходят от этой девочки; я опять был весел, я опять предавался безумному веселью, веселью беспритязательному, с забвением о гнусной натянутости всего этого овоскресенившегося люда, с забвением о сальных свечах пополам с восковыми… с забвением о самом себе, о своей любви, обо всем, обо всем…

Григорьев Ап. Воспоминания. 5 сентября 1846 г.

Сентября 5.

Впечатление неизгладимо, но оно тяготеет надо мною, оно давит меня, оно обратилось во что-то глубоко-грустное, болезненно-печальное.

Я взглянул нынче на себя… Желтый, почти зеленый, худой…

— Следствия безалаберной нравственной жизни! — заметил сзади меня Вольдемар. В его насмешке пробилось, однако, невольно сожаление и участие. Бедный! он также страдает…

Григорьев Ап. Воспоминания. 7 сентября 1846 г.

Сентября 7.

Удивляюсь верности своих предчувствий: нынче приходил ее отец с объявлением, что за Лизу сватается жених, по рассказам его, человек с состоянием и офицер. Он просил совета моей матери, и смотр жениха назначен у нас сегодня вечером.

+ + +

Да — это так, да и чего же можно было ожидать мне?

Григорьев Ап. Воспоминания. 10 сентября 1846 г.

Сентября 10.

Вчера было обручение. Она стояла веселая и спокойная, но на жениха смотрела она как на что-то совершенно чуждое и постороннее.

После обручения он пустился в нежности; она невольно отворачивалась.

И между тем — она была весела!

Все были довольны. Отец ее был пьян.

Григорьев Ап. Воспоминания. 11 сентября 1846 г.

Сентября 11.

Боже, боже, сжалься над нею, сжалься надо мною… осуди меня на вечное мучение, но спаси ее.

Бедный ангел, бедное дитя….ужели ты осуждена последним, роковым судом?..

Палачи, демоны… о Спаситель, Спаситель, вырви ее из когтей их!..

Спаси ее, спаси ее!..

О! неужели только за то проклята ты, мое дитя, что ты чиста и прекрасна, что ты нежна, что пытка упреков и жалоб ужаснее смерти и несчастия…

Григорьев Ап. Воспоминания. 12 сентября 1846 г.

Сентября 12.

Целую ночь, длинную, бессонную, страшную ночь провел я в рыданиях и стонах. Неужели спасения нет!..

Григорьев Ап. Воспоминания. 13 сентября 1846 г.

Сентября 13.

Вольдемар поверил наконец в страдание, — он болен, как я же, от мысли о ее судьбе.

Нынче я ходил молиться за нее — но не мог молиться… Тяжелое чувство давит мне душу, чувство вражды и ненависти.

Целый мир кажется мне громадным демоном, которого когти впиваются во все светлое и прекрасное.

Григорьев Ап. Воспоминания. 14 сентября 1846 г.

Сентября 14.

Нынче утром был у нас жених и зашел к нам наверх выкурить трубку. Распространялся о своей любви к ней — и вдруг с каким-то странным смирением стал унижать себя перед нею.

— Где ей любить меня? — заметил он так жалко, что я, право, готов был заплакать. Это чувство понятно, — я не могу видеть даже мучения собаки.

Но — он и она, о мой боже!

Григорьев Ап. Воспоминания. 18 сентября 1846 г.

Сент[ября] 18.

Бледная, как мрамор, трепещущая, стояла она под венцом и страшно было видеть подле нее эту глупую, красную физиономию…

Вольдемар стоял против нее почти: он был мрачен… он был прекрасен…

Она просила меня застегнуть ей мантилью: руки мои дрожали — я должен был передать это Вольдемару.

За обедом, принужденный сесть подле ужасной приживалки, я был судорожно весел, пил много и говорил без умолку.

Григорьев Ап. Воспоминания. 19 сентября 1846 г.

Сент[ября] 19.

Они были с визитом. Шутки отца моего над нею меня терзали. Вольдемар вышел бледный и расстроенный. Оба мы — он и я — должны быть сегодня у них в ложе. Она обещала Вольдемару свой альбом.

+ + +

Она и муж ее сидели уже в ложе, я сел за ее стулом, но я чувствовал, что между ей и мною есть уже тайна.

Муж вышел в фойе… Я стал смотреть в сторону, я хотел показать вид, что не знаю их тайны.

Григорьев Ап. Воспоминания. 21 сентября 1846 г.

Сент[ября] 21.

Она пришла сегодня к нам, под предлогом навестить мою больную мать — осталась обедать и после обеда три часа ходила по зале со мною и с Вольдемаром: я не мешал говорить им, я решился наконец принять свою печальную роль и служить им прикрытием.

Григорьев Ап. Воспоминания. 29 сентября 1846 г.

Сент[ября] 29.

Вчера за нами прислали, потому что у них был вечер… Я сел подле ее мужа, чтобы отвлечь его внимание от нее и от Вольдемара. Скоро, впрочем, муж стал играть в карты.

Я должен был выносить пытку разговора с приживалкою. Вольдемар говорил с нею… она полулежала на кушетке, так грациозно, так свободно… На ее лице играла такая беззаботная радость.

Мне было тяжело: меня давило предчувствие.

Григорьев Ап. Воспоминания. 20 октября 1846 г.

Октября 20.

— Я спас его. Он будет жить… Отец! я исполнил подвиг, порученный мне тобою.

Но она — осуждена навсегда.

И он уже начинает стыдиться своего увлечения, стыдиться орфографических ошибок в ее письмах.

Дитя мое! ты должна презирать меня: я отдал тебя в добычу миру — я пожертвовал тобою.

Бедная Офелия!