Раск
В 1818 году прибыл в Петербург Эразм Христиан Раск, датский профессор, основатель Копенгагенского общества северных древностей, обративший в то же время на себя внимание государственного канцлера гр. Н.П. Румянцова, потом Аделунга, Круга и других ученых. Он оставил Копенгаген с намерением отправиться сухопутно в Ост-Индию и потому предпринял сей путь чрез Швецию, Финляндию, Петербург, Москву и Кавказ. Главным предметом исследований Раска было сравнительное изучение языков, в подпору этого графом.
Но наиболее влекло его в Петербург приезд алеутов на корабле «Рурик» (в том же 1818 году), возвратившемся из путешествия вокруг света под командою капитан-лейтенанта Отгона Коцебу. Раек давно уже занимался разрешением вопроса: не принадлежат ли алеуты к одному племени с гренландцами? Так как в Копенгагене находится гренландская семинария для приготовления в Гренландию пасторов, Раек учился по-гренландски.
Но, прежде чем дошло дело до алеутов, Раек старался познакомиться с петербургскими учеными, начиная с П.И. Кеппена, которому он выразил желание свое учиться по-русски, если бы кто согласился в замену учиться у него какому-либо из известных ему языков. Кеппен знал, что Лобойко наиболее способен воспользоваться этим предложением, и познакомил его с профессором Раском. Лобойко давно любопытствовал разгадать: какую услугу может оказать скандинавская литература русской истории, которая никогда к ней не обращалась, несмотря на то что варяги, или скандинавы, были основателями Российского государства, и потому этот случай почитал он для разрешения этого вопроса самым редким и драгоценным.
Профессор Раек очаровал меня своими познаниями. Будучи библиотекарем университетской копенгагенской библиотеки 36, изучив до 20 древних и новых языков, совершив самые трудные путешествия по Исландии и всей Скандинавии, он сообщал мне столько новых сведений, столь важных, что
[135]
я, возвращаясь от него из Шведского подворья 37 ночью домой, плакал от радости, <нрзб> и счастия.
На все вопросы мои, на которые не отвечали ни русские, ни немецкие, ни французские литераторы, давал он решительные объяснения и озарял сей мрак необыкновенным светом.
Раек, тронутый моею горячностию, решился переселиться ко мне и нанял квартиру подле моей, и занятия наши продолжались, и успехи мои возрастали.
Но обратимся к алеутам. Корабль, на котором находились алеуты, остановился на Неве со всем экипажем, к которому принадлежали естествоиспытатели Эйхгольц 38 и Шамиссо и живописец Людвиг Хорис, против самого дома Румянцова, что ныне Румянцевский музей 39.
Познакомясь со всеми и узнав, что эти алеуты во время плавания своего научились по-русски, Раек выбрал из них двух, которые были понятнее и умнее прочих, повел их на свою квартиру и назначил время, в какое им к нему приходить можно. Он записал по расспросам множество алеутских слов и нужнейшие разговоры; повторяя эти занятия, удостоверился, что алеутский язык не имеет никакого с гренландским сходства, разве только в том, что в произношении его слышен тот же треск, тот же скрип, как и в гренландском, в коем также артикуляция покрывается аккордами, а потому подражать алеутскому выговору с первого разу нам невозможно. Для удостоверения пригласил он В.Ф. Тимковского, Анастасевича и меня; мы также любопытствовали послушать алеутский язык и усиливались выговаривать алеутские слова, но никому это, кроме Раска, не удавалось. Алеуты то сердились, то смеялись над нашими попытками. После этого Раек отказался от гипотезы, по которой он полагал, что алеуты суть переселенцы из Гренландии.
В.Ф. Тимковский, принадлежа тогда к Министерству иностранных дел, предложил своему начальству поручить ему разобрать государственный архив и отделить дела и документы, относящиеся к Азии и Турции. К нему прикомандирован был Алексей Ираклиевич Левшин. Тимковский совершил этот трудный подвиг в два года, приготовил все к основанию департамента, названного Азиатским, и открыл тем путь члену министерства тайному советнику Родофиникину сделаться директором сего департамента 40, а сей в благодарность доставил Тимковскому место гражданского губернатора в Бессарабии 41. Тимковский предлагал профессору Раску в Азиатском департаменте место начальника над переводчиками, но он отказался от выгод и
[136]
видов, ему представлявшихся, потому что тогда бы должен он был отречься от своего отечества и расстроить все надежды, какие оно на него полагало. Государственный канцлер, пользуясь пребыванием в Петербурге знаменитого датского филолога, поручил профессору Раску обозреть в своей библиотеке отделение северной истории и филологии и представить ему каталог тех сочинений, которых там не находится. Раек, к изумлению своему, увидел, что там все есть, что только издано было по сей части в Копенгагене и Стокгольме, на датском, шведском, исландском и латинском языках.
Недостающие же сочинения по желанию графа в то же время Раек для библиотеки его выписал. Обращаясь с ним часто, он научился ценить высокие качества графа и обширные его познания в литературе, которые он не переставал обогащать при всяком случае.
Раек мало имел времени удовлетворять его любопытству, но принужден был отвечать ему письменно по-немецки на многие вопросы. В проезд чрез Финляндию при посещении Абовского университета узнал он, что адъюнкт Renwall давно уже трудится над составлением финского словаря, хотя по бедности финляндской публики к напечатанию его имел он мало надежды. Раек, пользуясь к нему расположением графа, обратил его внимание на труд Ренвалла и сим упрочил его предприятие. Ренвалл просил канцлера доставить ему свободу и возможность заниматься одним этим трудом и оставить дела в университете своем, а по окончании словаря доставить ему в Финляндии пасторский приход. Граф с свойственным ему великодушием и щедролюбием исполнил все его желания. Издание финского лексикона стоило графу до 20 тысяч рублей ассигнациями вместе с жалованьем сочинителю, и все экземпляры, как обыкновенно это граф делал, предоставлены были сочинителю в его пользу. Словарь этот, изданный с латинским переводом, проливает необыкновенный свет не только на язык, но и на народность, мифологию, пословицы, топографию и древности Финляндии. Жаль, что Renwall не догадался приписать его имени графа 42, который, как скоро я об этом ему намекнул, был тоже сим опущением недоволен.
[137]
И.Н. Лобойко. Мои записки (Печатается по: ИРЛИ. Ф. 154. № 37-41, 55, 60). // И.Н. Лобойко. Мои воспоминания. Мои записки. М., 2013, с. 135-137.
Комментарии
36. В начале своего научного пути Раек был не библиотекарем (так тогда называли руководителя библиотеки) в университетской библиотеке, а его помощником.
37. Шведское подворье (исторически место жительства шведской общины Петербурга) находилось на Б. Конюшенной улице, вокруг шведской церкви Св. Екатерины, построенной в 1767—1769 гг.
38. Правильно: Эшшольц.
39. Румянцевский музей был открыт в 1831 г. в Петербурге на Английской набережной (сейчас — д. 44; перестроен в 1826—1827 гг. архитектором В.А. Глинкой из старого дома, купленного Н.П. Румянцевым). Музей в 1863 г. был переведен в Москву, а в доме Румянцева сейчас располагается Музей истории Петербурга. Подробнее см.: Соловьева Т.А. Румянцевский особняк на Английской набережной. СПб., 1996.
40. В 1819 г. Азиатский департамент Коллегии иностранных дел (входившей в Министерство иностранных дел) был повышен в ранге и преобразован в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. После преобразования его возглавил К.К. Родофиникин.
41. В.Ф. Тимковский был гражданским губернатором Бессарабской области в 1826-1828 гг.
42. То есть посвятить. В письме Румянцеву от 12 мая 1824 г. Лобойко трактовал этот эпизод иначе. Он писал: «...непростительно, что Ренвалль ограничился одним только приписанием имени Вашему сего словаря, не приобщив к оному посвятительного письма...» (цит. по: Чечулин Н.Д. Из переписки канцлера графа Н.П. Румянцева. СПб., 1893. С. 51).