Доклад П.Л. Лаврова Положение социализма в России.

вс, 10/14/2012 - 20:22 -- Вячеслав Румянцев

В первый раз русские социалисты посылают своих делегатов на между­на­родный социалистический конгресс. Не как организованная рабочая партия вы­ступают они перед вами, а как социалистическая партия, борющаяся за ос­нов­ные элементы политического строя, который мог бы служить базисом для рабо­чей организации. Но, быть может, 16 лет борьбы во имя объединяющей всех нас социалистической идеи, 16 лет мужественного отстаивания этой идеи в тюрь­мах, в сибирских пустынях, у подножия эшафота[i] дают русским социали­стам право сказать своим здесь собравшимся братьям: мы завоевали своею про­пове­дью место в настоящем собрании социалистов всех стран. Мне очень жаль, что мои друзья не могли делегировать на этот конгресс человека, который явился бы среди нас живым представителем того продолжительного и страш­ного по­единка, который происходил между всемогущей монархией и относи­тельно ма­лочисленной группой молодых людей, защищавших свои убеждения. Но я сча­стлив, приветствуя во имя этих борцов тех из их братьев, которые могли устро­ить международную организацию работников на основе завоеван­ных их роди­ною политических прав.

Этой именно основы не доставало и не достает моей родине. Россия яв­ля­ется единственной европейской страной, где все политические права соеди­нены в лице одного человека, всемогущего и безответственного монарха. В на­стоя­щем году Европа празднует столетие французской – или, быть может, было бы вернее сказать – европейской революции[ii]; но в этом же году исполняется две­сти лет со времени очень крупного события на моей родине. Два столетия тому назад семнадцатилетний юноша, подавив беспокойную оппозицию, сде­лался первым русским монархом европейского типа[iii]. Историки назвали его ге­ниаль­ным человеком; он обладал неутомимой энергией; по-видимому, искренно же­лал добра своей империи; он был страстным приверженцем европейской ци­ви­лизации; он был всемогущ, все сознательные люди страны поддерживали его в его стремлениях; созданная им система управления продолжалась при всех его преемниках на троне русской империи. Никогда еще абсолютной монархии не представлялось такого удобного случая послужить на благо страны, опереться на живые силы нации, – если, разумеется, она, по самой своей природе, была способна это сделать. Но оказалось, что именно этот период цивилизаторских реформ, начатых Петром I, был периодом самого ужасного развития порабоще­ния большинства русских крестьян, когда миллионы свободных земледельцев стали крепостными. А сознательные люди страны, с таким энтузиазмом привет­ствовавшие реформы Петра Великого, в течение столетия перешли в ряды оппо­зиции. Никогда еще не было более решительных доказательств политического и морального бессилия абсолютной монархии.

С тех пор началась борьба передовых групп в России против абсолю­тизма царей, против крепостного состояния крестьян, против того экономиче­ского строя, который создавал эти язвы, терзавшие Россию. Коронованная под­руга Вольтера[iv] ссылала в Сибирь писателей, принадлежавших к оппозиции, и должна была бороться с самым страшным в истории крестьянским восстанием[v]. Ее сын[vi] хотел отделить Россию от Европы китайской стеной суровых декретов. Однако окно, открытое Петром Великим на Запад, уже не могло быть закрыто, и дух революции неизбежно проходил через него в Россию. Последствием войн с Наполеоном было то, что русские офицеры принесли из Европы идею тайных политических обществ, и борцы 14 декабря 1825 г.[vii] написали на своей про­грамме освобождение крестьян рядом с проектами либеральной конституции. Восшествие на престол Николая I ознаменовалось казнью пяти заговорщиков[viii], повешенных на бастионах Петропавловской крепости, и ссылкой в Сибирь це­лой группы людей, которые с моральной и интеллектуальной точки зрения представляли отборный цвет своего поколения.

Эпоха чисто политических программ миновала. Утопический социализм призывал европейские народы к осуществлению своей волшебной мечты. Среди борьбы политических партий на Западе выступал вопрос об организации труда. Коммунистический манифест[ix] призывал пролетариев всех стран к соединению.

В то же время оппозиция в России все более и более проникалась социа­ли­стическими идеями, неизменно оставаясь врагом царского абсолютизма. Среди вопросов, волновавших группу передовых людей в Москве и в Петер­бурге в1835–1845 гг., сенсимонизм[x] занимал почетное место. В числе наиболее влия­тельных членов этой группы был Герцен[xi], ставший позднее основателем пер­вой свободной русской типографии за границей. Сосланные в 1849 г. в Си­бирь молодые люди были по большей части фурьеристы[xii]. Чернышевский[xiii] мас­тер­ски развивал социалистическую критику политической экономии. Под влия­нием идей, посеянных в стране литературной пропагандой Герцена, Чер­ныше­вского и их достойных сотрудников, царское правительство, испуганное, кроме того, не прекращавшимися возмущениями крестьян, оказалось вынужден­ным освободить крепостных и ввести некоторые другие реформы[xiv]. Но и здесь абсолю­тизм выказал еще раз свое полное бессилие.

Все реформы Александра II[xv] были испорчены с самого начала, так как прово­дить их должны были большей частью самые закоренелые враги всяких реформ. Они же потом тормозили эти реформы в самых существенных их час­тях. Через четверть века с лишним после освобождения русский крестьянин оказывается разоренным и, с экономической точки зрения, более жалким, чем он был ранее.

С 1870 г. идеи Карла Маркса уже проникли в Россию. Первый перевод его основного труда «Капитал» появился на русском языке[xvi]. Убеждение, что на­род может достигнуть действительного освобождения только путем восста­ния са­мих работников, подлинного народа, это убеждение все более распро­страня­лось среди русских социалистов. Но работник в России это по преимуще­ству земле­делец, крестьянин-общинник Великороссии. Горячее сочувствие к кресть­янину создало целую реалистическую литературу, которая именно в силу своего реа­лизма неизбежно стала литературой социальной агитации. Среди ин­телли­гент­ной русской молодежи распространилось и укрепилось убеждение, которое можно формулировать так: всем тем, что мы имеем, мы обязаны рус­скому ра­ботнику, в особенности крестьянину; поэтому мы обязаны заплатить ему свой долг, работая для торжества социализма. Потрясение умов, вызванное Париж­ской Коммуной[xvii], отразилось и в России; и в 1873 г. мы находим одновре­менно и новый расцвет русской социалистической литературы за гра­ницей, и массовое движение русской молодежи с целью проповедовать социа­лизм; это последнее направилось в деревни и на фабрики, неся новое евангелие народу.

 Я должен обратить при этом ваше внимание на один факт, наблюдав­шийся тогда в русских революционных кругах и наблюдаемый еще и до сих пор. Рус­ская социалистическая печать, издания которой появлялись за границей в тече­ние 1873 и следующих годов, была ареной страстных раздоров: анархи­сты-ба­кунисты[xviii] боролись против сторонников журнала «Вперед»[xix]; якобинцы «На­бата»[xx] нападали на тех и на других. В России же перед лицом деревенского и фабричного люда, к которому было обращено слово пропаганды, перед лицом тюрьмы и каторжных работ, подстерегавших своих жертв и неизбежно заканчи­вавших карьеру пропагандистов без различия их направлений, – все эти раздоры исчезали. Анархисты, якобинцы, сторонники «Вперед» распространяли в народе одни и те же брошюры, призывали его к одной и той же борьбе. В этой гранди­озной борьбе приняли участие сотни молодых людей и девушек. Само прави­тельство должно было заявить, что тридцать семь губерний затронуты револю­ционной пропагандой.

Речи, произнесенные Софьей Бардиной и крестьянином Алексеевым[xxi] пе­ред судьями в торжественном заседании суда, вызвали удивление и восторг всех, кто их слышал или читал: никто не думал до тех пор, что социалистиче­ские идеи достигли такого распространения в России.

Но пропаганда среди крестьян была делом медленным и трудным, число же жертв становилось очень значительным. Ими изобиловали тюрьмы, Сибирь не­престанно принимала новые партии ссыльных. Ряды проповедников быстро ре­дели. Начинались сомнения относительно действия пропаганды, в особенно­сти в деревнях. Начали думать, что борьба с абсолютизмом требовала более серьез­ного отношения, что нужно было направить в эту сторону больше сил, продол­жая, однако и пропаганду в народе. Явилась вера в то, что энергичное на­паде­ние на царский деспотизм даст победу в короткое время. Эта вера утверди­лась еще более, когда впечатление, произведенное в 1878 г. оправданием Веры Засу­лич[xxii], показало, что почти во всей стране либеральные стремления завое­вали гораздо больше почвы, чем можно было думать. Но русские либералы, при от­сутствии всякой политической организации и традиции, всякого самоотверже­ния в борьбе с ненавистным им абсолютизмом, не могли играть влиятельной политической роли в столь трудных условиях. Социально-револю­ционная мо­лодежь одна должна была бороться с абсолютизмом и одновременно нести со­циалистическое знамя. В это время русская революционная партия «Земля и Воля»[xxiii] разделилась на две части.

Одна ее фракция, назвавшаяся «Черным Переделом»[xxiv], осталась на почве фе­дерализма, вообще на почве первоначальной программы. Эта фракция преоб­разовалась позднее в «Группу освобождения труда»[xxv] и, наконец, в Союз рус­ских социал-демократов[xxvi], настраиваясь все более и более скептически насчет резуль­татов пропаганды среди крестьян и относительно роли современной рус­ской сельской общины. Союз проповедовал о невозможности для России следо­вать в своей социалистической эволюции какому-нибудь другому пути, кроме того, которым шла Западная Европа, т.е., по их мнению, должен был воцариться ка­питализм, образоваться промышленный пролетариат, организоваться и, нако­нец, одержать победу. Союз русских социал-демократов в последнее время, кроме полемических сочинений, выпустил очень значительную серию перево­дов тру­дов Маркса, Энгельса, Лафарга[xxvii] и Геда[xxviii]. Один из членов этой группы, Вера Засу­лич, имя которой хорошо известно в Европе, работает в настоящее время над историей Интернационала[xxix].

Другая фракция, ставшая партией «Народной Воли»[xxx], централизовалась в ка­честве боевой партии, под главенством исполнительного комитета. Эта пар­тия осталась чисто социалистической и продолжала пропаганду среди город­ских рабочих, пытаясь их организовать и предназначив для них выходившую под ее руководством газету[xxxi]; но главным образом она сосредоточила свою дея­тельность на борьбе против правительства. Преследуемая самым зверским обра­зом, она отвечала на легальные убийства террористическими покушениями. Все живые силы страны примкнули к этой партии, так как страна была раздражена полицейским гнетом. Даже соперники партии приветствовали ее удары и, напр., один из самых видных ее критиков поспешил ко мне в 4 часа ночи, чтобы сооб­щить мне радостную новость об одном из самых страшных ударов, который ко­митет «Народной Воли» нанес своим врагам[xxxii]. И в данном случае пе­ред реаль­ными перипетиями борьбы теоретические раздоры сглаживались, – хотя сто­ронники «Народной Воли» верили в возможность социалистической пропа­ганды среди крестьян, были сторонниками сельской общины и склонялись ско­рее к тому мнению, что экономическое развитие нашей родины может пойти менее трудным путем, без образования промышленного пролетариата под дав­лением господства капитализма.

Императорское правительство в виду этой направленной против него атаки группы убежденных молодых людей, принуждено было произвести це­лую ре­волюцию в своих административных предприятиях. В этой борьбе погиб царь Александр II. Русские социалисты-революционеры имели счастье видеть при­соединение к их партии польских социалистов «Пролетариата»[xxxiii], с полным забве­нием вековой национальной ненависти. Однако эта страшная борьба ис­черпала силы партии «Народной Воли». В ней совершилось несколько измен, несколько ужасных катастроф; произошли расколы; между единомышленни­ками вкралось недоверие; это было опасным симптомом деморализации[xxxiv]. Орга­ни­зация партии ослабела, комитет ее исчез, так большинство его членов по­гибло на виселице или в тюрьмах. Был момент – конец 1886 г. – когда все, каза­лось, погибло. Но с тех пор снова обнаружилось возрождение энергии. Но­вые, молодые и энергичные группы стараются пробить себе дорогу, несмотря на страшный полицейский гнет. Происходит известная дифференциация, но хотя это и печально, однако ее результаты, быть может, будут благодетельны. Мно­гие из тех, кого считали твердыми сторонниками революции, ослабели и пре­клонились перед властью, по видимому торжествующей; произошло даже не­сколько громких измен. Но наряду с этим, те, кто остался верными социалисти­ческому и революционному знамени, кажутся более непримири­мыми, чем ког­да-либо. Все время мы наблюдаем все новые группы борцов, ре­шившихся вести борьбу до конца и угрожающих правительству, которое не мо­жет уследить за их деятельностью, иногда чересчур смелою. Постоянно возрастают строгости, применяемые правительством к заключенным и ссыль­ным; возмутительные об­разцы их мы недавно имели в Якутске, Сахалине, Мо­скве; но эти строгости, по­вторяю, имеют своим результатом то, что большин­ство вновь образующихся групп проникается все более и более террористическими тенденциями. Все уси­ливающаяся реакция, проявляющаяся во всех отраслях управления со времени вступления на престол Александра III[xxxv], все более и более раздражает все классы населения империи, а это возрастающее раздражение может привести к такого рода неже­лательным и ужасным событиям, которые, быть может, тогда не мо­гут быть предотвращены никакою силой. – Группы, примыкающие к про­грамме «Народ­ной Воли», еще многочисленны; отсутствие комитета, который объеди­нил бы их деятельность, придает ей совершенно иной характер, чем она была прежде; но эти группы сознательно ставят своей задачей завоевание для нашей страны необходимых политических свобод, которые служили бы осно­вой для социали­стического развития. Другие группы идут иным путем. Именно это в настоящий момент представляет очень печальное явление.

Отыскивая новые пути в борьбе против абсолютизма, некоторые группы пришли к злосчастной идее оставить на время в стороне вопрос социализма и предложить союз против абсолютизма русским либералам[xxxvi], от которых так мало можно ожидать, хотя они и жестоко страдают от гнетущей политики ны­нешнего правительства. В первый раз еще русские социалисты-революционеры реша­ются отречься, хотя бы временно, от основных принципов своей про­граммы. В виду такой измены, различные группы, держащиеся этих принципов, как своего главного партийного raison d’être[xxxvii], по видимому хотят объеди­ниться, забыв свои раздоры последнего времени; возможно, что это соединение станет базисом со­циалистической организации, которую можно будет снова на­звать русской со­циально-революционной партией.

Таково современное состояние социализма на моей родине. Различные группы, почтившие меня своими мандатами, заявили самым фактом присутст­вия их делегатов на этом конгрессе, что социализм остается неизменной осно­вой их деятельности. Память Маркса, Газенклевера[xxxviii], Варлена[xxxix] и Бланки[xl] для них столь же священна, как и для их западных братьев. Именно в качестве со­циали­стов, а не иначе, они будут продолжать борьбу против абсолютизма на своей родине. Они будут существовать как партия, строго отделенная от несо­циали­стических либеральных партий, или же они исчезнут.

Газета «Социалист»[xli], снабдившая меня полномочиями, стремится стать их органом. Общество русских рабочих в Париже, которое я также имею честь представлять на конгрессе, имеет социалистический характер с самого своего основания несколько лет тому назад. Группы, примыкающие к программе «На­родной Воли», – некоторые из них существуют за границей уже пять лет, – про­должают социалистическую традицию своих предшественников. Касса социа­листических изданий в Цюрихе, социально-революционная группа в Петер­бурге, армянская группа в Женеве, все они выражают свое единство с со­циали­стическим Парижским конгрессом и шлют свой привет братьям социали­стам всех стран[xlii].

Рядом со мной здесь присутствуют делегат Союза русских социал-демо­кра­тов[xliii], роль которого мною была указана выше, а также делегаты русских ра­бо­чих-социалистов Лондона и Нью-Йорка[xliv]. Лондонская организация сущест­вует с 1885 г., нью-йоркская с 1887 г. В Америке выходит русская социал-демо­кра­тическая газета «Знамя»[xlv]. Социалистическая газета «Друг рабочего»[xlvi], выхо­дящая в Лондоне на еврейском жаргоне, представляет орган социалистов этой нацио­нальности, в большинстве случаев уроженцев России и Польши; че­рез по­сред­ство их делегатов они просили меня заявить конгрессу, что хотя они не мо­гут говорить на другом языке, кроме своего родного, но они далеки от изолиро­ва­ния себя в своей национальности; в Англии и в Америке, как и в Рос­сии, они принимают деятельное участие в рабочем социалистическом движе­нии, каким они его находят в каждой стране. Союз еврейских ремесленников в Нью-Йорке, пославший на этот конгресс двух делегатов, состоит в настоящее время из полу­тора тысяч пролетариев-евреев.

Итак, в отчете, который меня обязали представить пославшие меня группы, я утверждаю, что русский социализм не погиб в шестнадцатилетней своей борьбе с врагами. Ему еще не удалось образовать рабочую партию, но помехой этому были лишь политические условия России. Социально-револю­ционная партия, боровшаяся и борющаяся за изменение этих условий, поверга­лась тяж­ким поражениям; она имеет длинный и печальный мартиролог; она по­страдала от крупных измен; ей недостает теперь организации; как раз в настоя­щую ми­нуту она переживает тяжелый кризис. Но те, кто примкнули к ней, ре­шились бороться до конца, чтобы создать благоприятные условия для образова­ния ра­бочей партии. Они решились бороться до конца, чтобы обеспе­чить луч­шее бу­дущее своей родине. Я уверен, что могу передать пославшим меня груп­пам по­желания конгрессом успеха им, как я передал вам их братский при­вет.

Дата: 
среда, июля 17, 1889