ТЫРКОВА Ариадна Владимировна (13.11.1869, С.-Петербург – 12.1.1962, Вашингтон, США), общественный и политический деятель, журналистка, писательница. Из древнего дворянского рода. Отец – чиновник Министерства финансов; мать – Софья Карловна, была «убежденной шестидесятницей» и оказала на детей огромное нравственное влияние; брат – Аркадий, народоволец, за участие в подготовке цареубийства 1.3.1881 г. приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь (освобожден по амнистии в 1903 г.).
Кадетская партия занимала немалое место в жизни той думающей, читающей России, которая количественно составляла незначительную часть населения, но как движущая умственная сила имела большой политический и моральный авторитет. О политических партиях нередко говорят с насмешливым пренебрежением, особенно теперь, когда во многих странах политические партии не выдержали государственного экзамена.
Как характерна и хороша фигура протопопа Аввакума (9), противника Никона (10). Он убежден, что: «до нас положено, как оно так во веки веков». И ни пытки, ни батоги, ни ужасы сибирской ссылки под началом полудикаря Пашкова (11), ни уговоры ученых патриархов, ни ласка и уваженье благочестивого Алексея Михайловича (12), ничто не может поколебать его. А в редкие минуты сомненья и слабости, протопопица, кот|орую] он же бьет под горячую руку, эта протопопица, безвестная и наивная <1 нрзб.> говорит ему: «Поди, поди в церковь! Обличай блудно еретическую». Привлекательны и трогательны фигуры двух знатных боярынь Морозовой (13) и кн. Урусовой (14), погибших за ту же старую веру...
...Однажды председатель уездной управы, замученный земским безденежьем, придумал основать земский банк. Для разработки вопроса он разослал помещикам запросы об их мнении по этому делу. Дядя дал следующий ответ: Для основного фонда надо занять 3 миллиона у голландских капиталистов, а для производства займа испросить у правительства военное судно, посадить на него гласных и отправить их в Голландию за этими миллионами. Получив же деньги, раздать их по рукам сообразно с сословиями, отдавая преимущество дворянам и крестьянам. Вот и весь банк. Недурная иллюстрация дядиного невежества и фанаберии...
Прочитала «Этику». Хочется подвести итоги хотя бы вкратце. Я изложу их не систематически, а по силе впечатления. Меня поразила его фраза, что человек, обладающий каким бы то ни было превосходством, должен пользоваться его плодами, человек со слабостями — страдать и платиться за них. Это закон природы и один из важных факторов культуры. Но в таком случае как же быть с социализмом, требующим, чтобы каждому было дано по потребности? Спенсер дает эгоизму перевес над альтруизмом. Прежде всего человек обязан быть здоровым и счастливым, т. к. общее счастье есть только сумма. Только в будущем альтруизм возьмет верх и то потому, что он будет требовать только сочувствия чужому счастью, т. к. несчастья не будет.
Лучше всего в «Гедде Габлер» (5) заключительный выстрел. Она безжалостна, властолюбива, мнительна, но натура у нее гордая и на компромиссы она не идет. Рабство? Быть несвободной, подчиниться воле другого и трепетать перед ним - нет, она не может, она предпочитает смерть. Стреляется она в висок, так красивее. Ибсен (6) хочет подчеркнуть ее стремление к красоте, но это что-то бессильное и жалкое. Страсть к красоте во всем и всюду и грубые, лакейские насмешки над безобидной старухой теткой; красота и муж Тесман. Положим, что он доводит ее до исступления; красивая, своенравная, балованная, но не богатая и уже не очень молодая (29 лет), она берет его как довольно корректного мужа. Это ее последняя попытка хоть как-нибудь устроить свою жизнь, в кот[орой] нет ни интереса, ни красоты. Когда-то она любила Эйлерта, оба властные и страстные, они не могли сойтись; ни подчиниться, ни подчинить Гедда не могла...
Читаю «Этику» Спенсера (3) и чувствую глубокое разочарование. Неужели это жалкая, мелкая теория умеренности и аккуратности может заменить поэтические легенды и образы какой бы то ни было религии. Нельзя удовлетворить жадных блужданий людей в поисках за истиной вечной и в то же время человеческой, простой как день и глубокой как море, истиной, одно предчувствие которой наполняет человека блаженством, ужасом, подставив вместо нее ходячую монету мещанской добродетели. Тут что-то не так. Спенсер говорит, что чрезмерность в действиях вредна, т. к. искажает определенность, хороша только середина. Куда же девать гениев, причислить их к вредному элементу? Быть может, и наше правительство поступает правильно, сдерживая чрезмерные хлопоты о благе России, чему примером может быть закрытие Комитета Грамотности (4). По Спенсеру, пессимист есть человек, считающий, что в жизни страдания превышают удовольствия. Это или узко или не точно; пессимист может просто признать, что есть такая точка развития, когда человек слишком ясно видит бессмысленность жизни, хотя бы и счастливой. Если так — этики нет.
Меня преследует страх — боюсь, что вся жизнь пройдет в бесплодных мечтаниях. Все думать о том, что сделаешь и не делать ничего. Быть может, «ничего» звучит странно, когда есть дети; но ведь они много оставляют времени для меня самой и даже это-то дети и требуют, чтобы я была чем-нибудь. Того же требует и червяк самолюбия. Наша жизнь проходит суетно, бессмысленно и бесполезно; затем наступает <пропуск слова> и следующие поколения начинают то же самое существование. От времени до времени в темной толпе человечества появляются вожаки; они то ненадолго, то на целые тысячелетия указывают этой толпе дорогу, по кот[орой] плетется она покорно и бессознательно. Горе тому, кто вышел из толпы, заметил ее рабство и не хочет подчиниться ему, но и не в силах стать предводителем. Мучительное желание быть чем-нибудь!..
Мне часто приходит в голову мысль написать летопись нашей семьи. Я мало знаю о предшествовавших поколениях и могу с достоверностью говорить только о нашем и предыдущем. Мне кажется, что эта работа будет интересна не только для нас, но и для наших детей. Теория эволюции и наследственности (они отчасти и навели меня на эту мысль) неизбежно заставляют интересоваться семейной историей, чтобы иметь возможность понять себя и своих близких. Для меня такая работа очень полезна: она заставит меня подумать над окружающими людьми, событиями и отношениями. А в последнее время я совсем отвыкла думать. Мне хочется начать свою хронику с того (1), к жизни кот[орого] уже больше не прибавится ни одной страницы. Я тороплюсь, чтобы не забыть тонких подробностей, мелких, но важных черточек, кот[орые] пока еще так свежи в памяти. А моя память ненадежная кладовая. Быть может, недавность потери помешает объективному отношению, но на мою объективность вообще плохая надежда - я буду говорить о слишком близких мне лицах...
