ЖЕНСКИЙ ВОПРОС И НИГИЛИЗМ
Замечательную особенность политических дел, производившихся в последние годы, составляет значительное и возраставшее с каждым новым делом участие в них женщин. Несравненно большее число женщин, хотя не замешанных прямо в разбиравшихся делах, известно по своей неблагонадежности и состоит под постоянным наблюдением. Наконец, есть целый многочисленный разряд женщин, так называемых нигилисток, одинаково вредных в политическом и общественном отношениях; численность его до сих пор растет, и первоначально сосредоточенный в Петербурге, он исподволь распространился на всю Россию.
В конце пятидесятых годов, когда в нашем обществе пробудилась мысль о необходимости расширить для женщин пути к такому образованию, которое могло бы сделать их способными к полезному и более самостоятельному труду, правительство, чуткое к истинным общественным нуждам, признавая пользу этой мысли, поспешило содействовать ее осуществлению. Учреждены были открытые учебные заведения, где девицы за незначительную годовую плату получали полное гимназическое образование; разрешались публичные чтения из разных предметов по программам, специально приспособленным к средней подготовке женщин; дозволено было женщинам посещать некоторые лекции в высших учебных заведениях и проч.
Женские гимназии быстро наполнились детьми; взрослые девицы и замужние женщины с увлечением бросились на предоставленные им средства к образованию.
На первый взгляд, это движение могло казаться вполне отрадным; но тогда же люди наблюдательные, вникающие в сущность явлений, видели и менее отрадную оборотную сторону; их не слушали: общий поток быстро шел в одну сторону; плыть против него было невозможно.
Теперь об упомянутом движении можно судить по свыше десятилетним результатам его, и если вопрос поставится таким образом: поднялся ли за это время общий уровень истинного образования наших женщин, то на него трудно будет отвечать утвердительно.
Оправдалась истина, что образование тогда только дает действительно полезные плоды, когда оно опирается на твердую основу религиозно-нравственного воспитания; там же, где этой основы нет, где образование не только не руководствуется религиозно-нравственными началами, но даже идет вразрез с ними, там оно не может быть плодотворным ни для отдельных лиц, ни для общества. Это именно замечается у нас в новейшем женском образовании, ибо одновременно с ним и в той же среде, из того же источника, где была возбуждена мысль об нем, развились те учения, которые создали так называемый нигилизм. Духу этих антирелигиозных и противунравственных учений тем легче было проникнуть в женское образование, что последнее стало доступным для слоев общества, в которых религиозно-нравственное воспитание вообще стоит весьма низко.
Оттого материальная эмансипация женщин, которой посредством образования желательно было достигнуть и которая в нравственном отношении так полезна, обратилась в уродливое стремление к тому, что в дурном смысле называется эмансипацией женщин, то есть отвержение всяких вообще стеснений; а так как приличие, женственность, нравственность суть стеснения, так как положение женщины в обществе и семействе представляет некоторые стеснения, то следовало отрешиться от них без внимания на то, что они вытекают из физической и нравственной природы женщины.
Для женщин взрослых эти мысли проводились в общежитии, в публичных чтениях, в печатных сочинениях и в периодической прессе. Дети пропитывались ими в школах, откуда они выносили замашку смотреть с высоты мнимого образования на своих родителей, ибо им систематически прививалось убеждение, что родители их люди необразованные, с обветшалыми понятиями, неспособные следовать за духом времени.
В сильнейшей степени чувствуется у нас недостаток в хорошо подготовленных и нравственно благонадежных наставниках и наставницах для женских учебных заведений; этому обстоятельству главнейшим образом следует приписать, что женское образование в новейших учебных заведениях сошло с того пути, по которому оно должно было идти. В деле образования факт открытия учебных заведений тогда только обещал бы безусловную пользу, если бы была уверенность, что не будет недостатка в хороших наставниках. Выбор же наставников требует особенной тщательности при замещении должностей в женских заведениях и народных школах. Из прошлогодних дел видно, что и в тех и других встречаются в учительских должностях личности, которые на вверенных им воспитанников должны иметь самое дурное влияние, что в свою очередь доказывает нерациональность существующих приемов при назначении на эти должности.
Овладевшее нашим обществом увлечение женским образованием было только одною частью программы, составленной в то время для разрешения так называемого женского вопроса. Одновременно в тех же видах стали приискиваться занятия, которые бы могли обеспечивать женщинам существование посредством честного труда. Мысль бесспорно полезная, но, в свою очередь, подвергшаяся искажению при исполнении. Устраивались мастерские переплетные и другие для женщин, последние бросились изучать искусства, как-то: акушерство, стенографию, телеграфию и проч.; предпринимались издания с прямою целью доставлять женщинам переводные и вообще письменные работы. По духу, в котором все это делалось, по превратной систематичности лиц, стоявших во главе всего этого движения и явившихся в нем главными деятелями, можно сказать, что все эти по себе полезные начинания обратились во вред нашему обществу, ибо ими преднамеренно наносились самые чувствительные удары всему, что особенно для женщины считается заветным и должно быть неприкосновенным: семья, религия, женственность.
Искаженное таким образом упомянутое движение, вместо того чтобы облагородить женщину умственным и нравственным развитием, вместо того чтобы, доставлением ей возможности найти пропитание полезным и честным трудом, ограничить нищету, столь часто служащую причиною и извинением разврата, создало эмансипированную женщину, стриженную, в синих очках, неопрятную в одежде, отвергающую употребление гребня и мыла и живущую в гражданском супружестве с таким же отталкивающим субъектом мужеского пола или с несколькими из таковых.
Нельзя требовать, чтобы такая многочисленная семья, как русская, не имела своих уродов; могло бы казаться неопасным зло, которое на 80 миллионов населения имеет едва несколько тысяч представителей. Но есть яды до того острые, что они в самых малых количествах производят разрушительное действие на организм, и такой яд представляет нигилизм, который успел уже из того места, где он впервые привился в России, распространиться по всем жилам ее. Последние дознания явственно доказали повсеместное присутствие этого яда.
Нигилизм в последние годы видоизменился. Из гадкой шалости небольшого числа молодых людей обоего пола, видевших в непризнании наружных общепринятых приличий способ доказать свою самостоятельность, он перешел в положительное учение, преследующее определенные социальные и политические цели. Он уже не только отрицает, но утверждает. Он действует во имя идеи, и это придает его последователям свойство сектаторов, то есть стремление к пропагандированию своего учения и готовность пострадать за него. Допущенный до такого развития, нигилизм уже не может быть искоренен прямым гонением, нужно приискать для борьбы с ним другое оружие.
Русский нигилист соединяет в себе западных: атеиста, материалиста, революционера, социалиста и коммуниста. Он отъявленный враг государственного и общественного строя; он не признает правительства. Это не мешает ему, однако, пользоваться, где и насколько можно, тем самым правительством, под которое он подкапывается. Для мужчин казенные стипендии в высших учебных заведениях, казенное жалование в гражданской службе, должности преподавателей в казенных училищах; для женщин места акушерок, служба по телеграфному ведомству или хоть аттестат с приложением казенной печати на звание гувернантки - вот те материальные средства, коими преимущественно питается нигилизм в России. Отнятие этих материальных средств, совершенно справедливое со стороны правительства, было бы для нигилизма сильнейшим подрывом, быть может, даже решительным ударом.
Если пропаганда вредных учений первоначально нашла восприимчивую почву и усердных последователей в среде так называемых нигилистов, то в настоящее время уже нельзя не заметить, что сфера ее влияния значительно расширилась и, приравнивая естественный ход развития русского общества к ходу, пройденному другими европейскими обществами, можно предвидеть, что эта сфера постоянно будет расширяться, если заблаговременно принятыми мерами, основанными на тщательном изучении и верном понимании социальных явлений, развитие общества не получит правильного направления. Уже несколько лет тому назад термин «нигилист» стал слишком тесен для обозначения совокупности лиц, которые встали в оппозицию к обществу, его обычаям и существующему устройству. В вышедшем в то время сочинении, коего автор подвергся судебному преследованию, этот термин был заменен более широким и выразительнейшим названием: «отщепенец».
Дальнейшее расширение «отщепенства» может привести к образованию того, что в других странах обозначается именем «четвертого сословия», или пролетариата, то есть совокупность бессословных людей, образующая особое сословие. Если этого «четвертого сословия» у нас еще нет или оно, по крайней мере, еще не достигло той относительной численности и того политического значения, какие оно имеет в Западной Европе, то образование его составляет в настоящее время главную, можно сказать, единственную достойную серьезного внимания цель пропаганды. «Четвертое сословие» заключает в себе не только людей праздных и ленивых, но и работающих, не только бедных, но и состоятельных; оно обнимает всех тех, которые вышли и были вытеснены из общественных групп, к коим они до тех пор принадлежали, которые считают преступлением против человечества разделение общества на классы, которые сами себя объявляют «настоящим народом» и требуют, чтобы всякое органическое расчленение было уничтожено и поглощено в общей смеси настоящего народа. Наконец, идя последовательно далее, они стремятся к слитию всех народов, преобразованных по их социально-политическому идеалу, в одну общую массу, в человечество. На этом основании для образованного ими пропагандирующего члена «четвертого сословия» национальность есть противуестественное ограничение, поддерживаемое своекорыстным кастовым духом. Не должно быть ни сословного сознания, ни сознания национального. Словом, «четвертое сословие» отличается полнейшим отсутствием исторической и родной почвы.
Эти-то учения усердно и более или менее явно пропагандируются у нас в настоящее время. Перед важными последствиями, которые неминуемо должна иметь эта пропаганда, тем более опасная, что она проводится чрезвычайно ловко и почти никогда не выходит из пределов законности, совершенно блекнет значение той грубой пропаганды «огня, ножа, петли и проч.», которая пыталась в разных воззваниях проникнуть в Россию из Женевы. Против последней правительство и общество достаточно вооружены, для нее нет почвы в России, и она может найти разве только сотню-другую сумасбродных последователей. Можно питать твердую надежду, что действия этой пропаганды всегда будут вовремя раскрыты. Не так легко противудействовать пропаганде первого рода. Самые законы бессильны против нее, как явствует из нескольких процессов по делам печати, обративших на себя, в течение истекшего года, особенное внимание общества и правительства. Многие на первый взгляд мелкие, но, в сущности, весьма знаменательные подробности, раскрытые политическими дознаниями 1869 года, свидетельствуют, что эта пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды.