РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКИХ ВЫХОДЦЕВ

Польское возмущение было предметом главной деятельности русских выходцев, в последние годы сблизившихся, как было указано в отчете за 1862 год, с польскою демократическою партиею. Находя, что русское общество недостаточно подготовлено для открытого восстания, лондонские агитаторы употребляли чрезвычайные усилия, чтобы отложить мятеж в Польше до более удобных обстоятельств, т.е. до того времени, когда - как они надеялись - русское войско перейдет на сторону поляков. «Большое несчастие, - говорил Герцен в Колоколе, - что польское восстание пришло рано; многие, и мы в том числе, делали все, нашим слабым силам возможное, чтобы задержать его». Между тем, агитаторы и печатными статьями, и чрез тайных эмиссаров старались восстановить русских офицеров против правительства и возбудить в них сочувствие к инсургентам, которых прославляли с восторгом, доходившим иногда до смешного. «Да, поляки-братья, - писал Герцен при первой вести о восстании, - погибнете ли вы в ваших дремучих лесах, воротитесь ли свободными в свободную Варшаву, мир равно не может отказать вам в удивлении... В вас благословенна родина ваша; она, в своем терновом венке, может гордиться своими сыновьями. В вас благородно, изящно сочетались два великих наследства двух великих покойников: все чистое, восторженное и преданное рыцаря со всем доблестным и могучим древнего римского гражданина... и когда мы возле вас, идущих на смерть, на каторгу, представляем себе бедного русского воина, мы готовы рыдать, как дети. Он должен краснеть своих побед и бояться своих успехов. Его положение страшно: быть палачом людей. Вызванных на восстание, или идти против своих - где тут воля выбора?».

Но революционная пропаганда «Колокола» осталась бесплодною: за немногими, постыдными исключениями, вся русская армия осталась верною своему знамени и присяге.

Кроме того, по сведениям, полученным из Лондона, Герценом и Огаревым было налитографировано значительное число экземпляров воззвания к раскольникам, будто бы изданного в Белокриницах. Воззвание это, отпечатанное славянскими буквами и начинающееся словами: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, спаси нас грешных» - проникло чрез Швецию в Архангельскую губернию, но в других частях России не распространилось. В Лондоне же печатались подложный манифест, имеющий целью восстановить крестьян против дворянства и чиновников, и возмутительное воззвание к казакам; но распространение в России и этих изданий устранено.

Во время пребывания Бакунина и Герцена-сына в Стокгольме между ними возникла ссора, едва не вызвавшая разрыв между Бакуниным и Герценом-отцом; но усилия Огарева повели к их примирению. Герцен снова сошелся с Бакуниным в Париже, куда последний прибыл по возвращении из Швеции. Там Бакунин сблизился с Бюлозом, редактором "Revue des deux mondes", пригласившим его принять в этом журнале участие. Бакунин согласился и осенью, поселившись в Вэве, занялся составлением статей о Финляндии и о Остзейских губерниях. В то же время он подготовлял к изданию свои собственные записки. В декабре он оставил Вэве и отправился в Италию, был на острове Капрере*, вероятно для свидания с Гарибальди, а оттуда прибыл во Флоренцию, где подружился с проживающим там русским выходцем Мечниковым (бывшим питомцем Александровского лицея). Мечников, служивший прежде в отряде Гарибальди адъютантом генерала Мильдица, живет обыкновенно в Ливорно; но в начале нынешнего года поселился во Флоренции, и на митингах в пользу Польши неоднократно говорил речи, направленные против русского правительства.

В Лондоне сверх других русских революционеров поселился в 1863 году бывший князь Петр Долгоруков, изгнанный как из Бельгии, так и из Франции. Он завел в Лондоне свою типографию (14, Panton-Street, Hay-market), которою заведует Жуковский, бежавший из России в 1862 году. Издания Петра Долгорукова «Листок» и «Le Veridque», почти не раскупаются; но авторское самолюбие побуждает его рассылать их знакомым и незнакомым. Герцен, Огарев и Бакунин принимают Долгорукова у себя, но не сближаются с ним и многого ему не доверяют.

Прочие русские выходцы, первоначально жившие в Гейдельберге, где усилиями Бакста** была устроена тайная русская читальня, в начале 1863 года рассеялись по всей Европе, преимущественно по Швейцарии и Италии. Бакст поселился в Берне, открыл там русскую типографию и печатал в ней прокламации, предназначавшиеся для отправления в Россию. Не находя средств исполнить это намерение, он прибегнул к Платеру*** чрез посредство Черкесова****, жившего в Цюрихе; но Платер принял его за тайного русского агента и отказал в его домогательстве.

По последним известиям, русскую типографию, устроенную в Берне, предположено соединить с типографиею Герцена и Огарева, которую они намерены перевести в Италию.

В Цюрихе вместе с Черкесовым жил также Касаткин*****, враждовавший с Бакстом, несмотря на усилия Герцена и Огарева примирить их. Касаткин, потом переселившийся в Лозанну, неоднократно выписывал из Лондона возмутительные издания Герцена, Огарева и Бакунина, и пересылал их разными путями в Россию. С ним в последнее время сблизился Александр Серно-Соловьевич 40, первоначально живший в Неаполе и постоянно находившийся в переписке с лондонскими возмутителями.

Отдельно от прочих выходцев действовал Блюммер, который, оставив Берлин, по принуждению прусской полиции, находился некоторое время в Брюсселе и участвовал в издании журнала "Polska". Ныне он поселился в Дрездене, где издает на русском языке еженедельную политико-литературную газету «Европеец», первый нумер которой вышел 7 февраля сего года.

Но особенно опасное направление приняла в истекшем году деятельность русского выходца Василия Кельсиева, который с братом своим Иваном, недавно бежавшим из России, отправился во время самого разгара польского мятежа из Лондона в Константинополь, а оттуда в Добруджу для возбуждения некрасовцев против России. В Турции братья Кельсиевы вступили в сношение с тамошними поляками, особенно с известным ренегатом Садык-пашою (Чайковский), через которого, как говорят, получили денежное пособие от общества лазаристов и поддержку французского посольства в Константинополе. Они уговаривали некрасовцев подняться всем войском и вместе с польским легионом идти через Дунайские княжества и Бесарабию на Волынь и Подолию, дабы в этих краях распространить мятеж и одновременно посредством эмиссаров возмутить во имя старой веры донских, линейных и уральских казаков. Воззвания в этом духе были отправлены к старообрядческим епископам, Иову Кавказскому и Израилю Уральскому и Бударинскому, но обоими отвергнуты. Также поступил и епископ Задунайский Аркадий, бежавший из России в начале 40-х годов.

Имея намерение основать типографию в Славе, Кельсиевы просили Аркадия принять их дело под свое покровительство; но узнав настоящую их цель, он решительно отказал им в своем содействии. Тогда Кельсиев и Садык-паша при помощи французского посольства обратили на Аркадия и преданных России некрасовцев гнев султана, обвинив их в государственной измене. Донос этот вызвал строгое следствие в Добрудже; многие некрасов-цы под конвоем увезены в Константинополь и сосланы в отдаленные провинции азиатской Турции. Аркадий успел бежать в Измаил.

После неудачи в Славе Кельсиевы завели типографию в Тульче и приступили к печатанию Псалтыря с чтимым старообрядцами предисловием патриарха Иосифа, которое, по распоряжению Св. Синода, не вносится в издания московской единоверческой типографии. Если Псалтырь Кель-сиевых разойдется по России, то он непременно возбудит в старообрядцах к лондонским деятелям то сочувствие, которого они доселе безуспешно добивались.

Сознательно или бессознательно, но русские выходцы избрали самое удобное место для основания новой вольной типографии. В среде русских старообрядцев лондонские листки возбуждают сомнение; но юго-запад, даже заграничный, таких сомнений между ними не возбудит: они свято почитают книги, изданные в течение XVI, XVII и XVIII столетий в Яссах, Букаресте, Вене, Венеции, Львове, Уневе, Почаеве и в других местах. Может быть, сами Кельсиевы, судя по вышедшим до сих пор лондонским изданиям, не нашли бы способа печатать старообрядческие книги в таком виде, чтобы они вселяли доверие, но у них есть какой-то беглый раскольник-монах, большой знаток старообрядческого книгопечатания. При его помощи они могут произвесть действительный вред, который далеко оставит за собою пагубное влияние «Колокола», «Общего веча» и других подобных изданий. Эти революционные листки действовали только на незначительное меньшинство, тогда как произведения новой вольной русской типографии грозят проникнуть в народную массу, среди которой десятимиллионное население старообрядцев и раскольников имеет огромное значение как по большей зажиточности и развитию, так и по тайным связям, соединяющих их в одно сильное целое.

Примечания

* Совр. - Капри.

** Бакст - русский врач, отправившийся несколько лет тому назад в Гейдельберг для продолжения наук в тамошнем университете. (Примечание авторов документа.)

*** Граф Платер - главный член польского центрального комитета в Швейцарии. (Примечание авторов документа.)

**** Черкесов - сын богатого помещика Новгородской губернии и московского домовладельца. (Примечание авторов документа.)

***** Касаткин - сын московских достаточных родителей, мелкий литератор и библиограф. (Примечание авторов документа.)