Скандинавский мир
Столько же затруднений представлялось в нашей древней истории при встрече с варягами.
Русская история давно уже чувствовала нужду в Скандинавии, но вопросы, к ней относящиеся, решались обыкновенно по русским источникам. Скандинавская литература была вовсе для нас недоступною. Для этого не-обходимо было знать датский язык, на который с исландского переведены все памятники скандинавской древности. Я первый из русских решился учиться датскому языку, чтоб поднять эту задачу.
Пребывание в Петербурге датского профессора, соединявшего в себе качества превосходного филолога, лингвиста, библиотекаря и писателя, считал я для этого намерения единственным случаем. Два года учился я у него по-датски, направляя это пособие к познанию древней исторической и филологической словесности скандинавов. Раек поставил меня в близкое сношение с Копенгагеном, с профессорами Нерупом и Рафном, с Обществом северных древностей и с датскими книгопродавцами. Я получал от них все новости. Раек познакомил меня в самом Петербурге со всеми датчанами и шведами, какие там находились, и едва не превратил меня в датчанина. Петербургский книгопродавец Грефе имел в своем магазине все, что только ни появлялось в Германии в печати замечательного. Раек умел этим пользоваться, и критические его замечания на новые книги обогащали мои познания в такой мере, что все молодые ученые прибегали к моей начитанности и требовали в литературных своих предприятиях моего совета и суда. Общество постоянно избирало меня цензором 60, назначая меня в журнал своих сочинений. Обладая сими средствами, я мог уже служить соотечественникам моим преддверием в храм скандинавской литературы и напечатал в «Сыне Отечества» в 1820 году, по выезде профессора Раска из Петербурга, обозрение ее под заглавием «Взгляд на древнюю словесность скандинавского севера» 61.
Это обозрение помещено было в двух номерах «Сына Отечества». Государственный канцлер, прочитав предыдущий номер, где имя мое еще подписано не было, столько поражен был новостию и занимательностию изложения, что с нетерпением желал знать имя сочинителя и спрашивал за обедом у приглашенных гостей: не известно ли кому, кем этот «Взгляд...» написан. Греча за этим обедом не было, а потому никто отвечать ему на это не мог. «Верно, это перевод с немецкого», — сказал кто-то из гостей. Граф, заметив, что эти исследования направлены к расширению пределов русской истории, «нет, нет, — возразил он, — один только природный россиянин так
[142]
может знать Россию и выражаться о России». Я предвидел, что могут почесть этот труд переводом, и поэтому вмешал в него столько русских элементов, сколько нужно было, чтобы оградить ими произведение мое от подобного подозрения. Граф Румянцов, нашедши в заключении сей статьи мое имя, столько был мною доволен, что в тот же самый день послал за мною, при-гласить меня к себе на обед, готовясь на другой день в пост приобщиться св. тайнам. Я обедал с ним один на один. Канцлер, выразив мне свое одобрение, давал мне повод просить его пособия в дальнейших моих предприятиях. Так как в это время получил я известие из Виленского университета, что я избран в ординарные профессоры 62 и что от меня требуется только ручательство от важных по званию особ в моем политическом и нравственном поведении, для представления министру, то я и просил графа только об одном этом ручательстве.
[143]
И.Н. Лобойко. Мои записки (Печатается по: ИРЛИ. Ф. 154. № 37-41, 55, 60). // И.Н. Лобойко. Мои воспоминания. Мои записки. М., 2013, с. 142-143.
Комментарии
60. Так тогда в научных и литературных обществах нередко называли редакторов своих периодических изданий. Лобойко 24 июня 1818 г. был избран одним из членов цензурного (т.е. редакционного) комитета общества, причем на него была возложена обязанность и секретаря этого комитета (см.: Соревнователь просвещения и благотворения. 1818. № 6. С. 426), 29 декабря 1819 г. он был избран библиотекарем и членом цензурного комитета (Там же. 1820. № 1. С. 108). 4 апреля 1820 г., вскоре после скандального удаления В.Н. Каразина с поста вице-президента общества, он ушел с этих постов по собственному желанию, выбрав первый попавшийся повод. Лобойко писал в общество следующее: «Нынешнею весною я намерен отправиться для поправления здоровья моего в Украину, почему, возвращая бумаги и записки по должности библиотекаря, прошу меня от оной, равно как и от должности члена цензурного комитета уволить, избрав на место мое других» (ИРЛИ. Ф. 58. № 4. Л. 157).
61. Лобойко ошибся на год. Статья была напечатана в 1821 г.
62. Тут явный анахронизм: № 14 «Сына Отечества» имеет цензурное разрешение от 29 марта 1821 г., а профессором русского языка и литературы Виленского университета Лобойко был избран более чем через полгода — 26 октября 1821 г.