II
Введение положения о земских учреждениях. — Характеристика земских собраний. — Покушение Каракозова на жизнь Императора Александра II. — Посылка предводителей Саратовской губернии в Петербург. — Встреча с М.Н. Муравьевым. — Представление депутации Государю. — Комиссия о городской реформе. — Введение в действие судебных учреждений. — Мировые судьи и оригинальное отношение некоторых к своим обязанностям. — Рекрутские наборы
В 1864 году я был предводителем дворянства в Саратовском уезде, и мне приходилось очень часто исправлять должность предводителя губернского и сталкиваться по разным вопросам с губернатором князем Щербатовым. Он, видимо, не забыл моей службы в Кузнецке и особенно эстафеты к министру П.А. Валуеву, о чем, при всей своей врожденной деликатности и мягкости характера, часто напоминал мне, высказывая желание, чтобы между нами впредь существовало согласие, тем более что после крестьянской эмансипации уже готовился ряд других реформ в государстве.
26 мая 1865 года согласно высочайшему повелению в уездах Саратовской губернии были открыты под председательством местных предводителей особые комиссии по введению в действие положения о земских учреждениях. Комиссия по Саратовскому уезду закончила свои работы 8 апреля 1866 года, и в том же году открыты были первые очередные земские собрания. Собрания эти в то время представляли собой необычное зрелище ввиду соедине-
[134]
ния в них всех сословий в одну группу. Крестьянин не только чувствовал себя неловким, сидя рядом с своим бывшим помещиком, но и, ободряемый ласковым разговором последнего, готов был каждый раз вставать при своих ему ответах; о заявлении же своего мнения крестьянами тогда не могло быть и речи. Это непривычное равенство членов земского собрания наэлектризовало некоторых интеллигентных гласных к игре в парламент, и дарованное земское самоуправление при недостаточном еще знакомстве с его положением беспрестанно порождало неуместные желания и противозаконные требования, так что обязанности предводителя дворянства как председателя собрания были тогда чрезвычайно трудными. Никогда я не забуду бурной сиены в первом саратовском уездном земском собрании по поводу требования гласного И.И. Буковского 377, чтобы исправники избирались земством. Этот гласный никак не хотел помириться с мыслью, что права земских собраний тесно обозначены в положении о земских учреждениях и, быв поддерживаемым гласным А.А. Исеевым 378, вошел в такой азарт, что, размахивая стулом над головами своих соседей, грозил своим оппонентам, на что последние отвечали тем же, и среди гласных поднялся такой шум и гвалт, что я как председатель должен был на некоторое время закрыть собрание.
Годичная смета расходов урезывалась гласными до последней степени и не составляла и десятой части ныне существующих расходов земства. Особого земского врача для Саратовского уезда собрание назначить не пожелало и пригласило для заведования земской медициной уездного врача с добавлением за это к его казенному жалованью лишь нескольких сот рублей. При выборе же первого состава уездной земской управы с трудом могли найти лиц, согласившихся принять на себя обязанности председателя и членов, как за скудным содержанием, которое им было предназначено, так и по боязни принять на себя совершенно новое дело. Первым председателем Саратовской уездной земской управы был избран один из весьма незначительных в то время по состоянию дворян Д.Ю. Лупандин 379, который нигде ранее не служил, но впоследствии получил громкую известность при проведении Саратовско-Тамбовской земской железной дороги.
Следующий, 1866 год ознаменовался тяжелым событием первого покушения на жизнь Царя-Освободителя. И особенно тяжело было саратовцам, так как преступление 4 апреля совершено было дворянином Саратовской губернии Каракозовым 380. Пораженное этим ужасным происшествием, наше дворянство, воспользовавшись тем обстоятельством, что преступник не был
[135]
еще утвержден Сенатом дворянином нашей губернии, тут же отреклось от него, но небольшая поземельная собственность семейства преступника в Сердобском уезде и существование его фамилии в Аткарском уезде, где в это время один из его родственников Каракозов был даже предводителем дворянства 381, ставило всех нас в исключительное печальное положение. Вспоминаю, как вскоре за этим ужасным происшествием с поникшей головой отправлялись по Волге все предводители и депутаты дворянства Саратовской губернии в Петербург бить челом Государю. Поездка эта была очень оригинальна. Впопыхах мы перед отъездом забыли отслужить напутственный молебен и вспомнили об этом, лишь подплывая к городу Вольску, где для того на пароход и был приглашен священник. Затем с благословением Божьим все мы тогда разместились по каютам, и мне пришлось занять каюту с бывшим в то время губернским предводителем Слепцовым 382, на долю которого выпадало произнести слово Государю Императору. Речь эту он составил совместно со своим зятем, полковником Генерального штаба Не-мировичем-Данченко 383, который в качестве депутата дворянства также отправлялся с нами. Последний экзаменовал в каюте нашего губернского пред-водителя по несколько раз в день, а иногда даже и далеко за полночь, когда мы уже были в постели, что невольно заставило даже и меня выучить речь наизусть. Слепцов как губернский предводитель, конечно, был особенно озабочен исходом нашей поездки, и потому все, что нас касалось, его крайне беспокоило. Сам он не носил ни усов, ни бороды, и так как в то время бороды были еще запрещены дворянам, то он и уговорил остальных предводителей и депутатов обрить их, но бритые физиономии получили затем наполовину синий цвет, что заставило некоторых из нашей депутации поочередно, сидя на корме парохода, коптить на солнышке свои подбородки. Я же, привыкший носить бороду со времени моей службы на Кавказе, где в то время это было дозволено, решился остаться с бородой, что и было причиной волнения Слепцова в продолжение всей дороги.
На половине пути по Волге на наш пароход пересел отозванный в Петербург герой Ташкента генерал Черняев 384. В нем мы встретили крайне симпатичного человека, почему остальной путь по Волге и сопровождался поочередно даваемыми ему нами обедами и его ответными завтраками, но в Москве мы с ним расстались. Тут мы растерялись в поездах железной дороги и лишь встретились в Петербурге в заранее приготовленной для нас гостинице «Belle-Vue». Официальными нашими визитами в столице были представления всей депутацией министру внутренних дел Валуеву и прибывшему
[136]
из Западного края М.Н. Муравьеву 385, которому было высочайше поручено расследование дела Каракозова. Его небольшая довольно полная фигура с пухленькими руками представляла собой далеко не того Муравьева, который слыл грозой Западного края. Совершенно напротив, его приветливость и мягкость в разговоре заставляли сомневаться в россказнях о его жестокостях. В небольшой, но уютной гостиной этого сановника мы провели в беседе около получаса, и, провожая нас, он стоял в дверях зала до тех пор, пока мы оделись и вышли.
Затем через несколько дней нам было дано знать, что Государю угодно принять нас в Царском Селе одновременно с депутацией от города Саратова и от дворянства Буйского уезда Костромской губернии, к среде которого уже принадлежал пожалованный званием дворянина известный Комиссаров 386. К предводителям и депутатам дворянства Саратовской губернии присоединились еще двое находившихся в это время в Петербурге наших дворян: Кривский и Аплечеев 387, которые, не имея при себе мундиров, представлялись во фраках и белых галстуках.
В Царском в громадных залах дворца мы дожидались окончания обедни, после которой и последовал парадный выход их величеств. Ровно в 11 часов камердинер Государя известил нас, что их величества идут из церкви, и едва депутации стали по местам, как Государь под руку с Императрицей и в сопровождении августейшей семьи вошел в зал. Их величества прежде всего подошли к нам, и Государь взволнованным голосом и со слезами на глазах произнес:
— Вы, предводители, все приехали, благодарю вас. Я понимаю ваше горе и сам как дворянин вполне разделяю его, но семья не без урода, и потому совершенное злодеяние не должно касаться дворянства, в преданности которого я вполне уверен.
На это мы все единогласно ответили, что между преступником и дворянством Саратовской губернии ничего нет общего и что преданное дворянство готово пожертвовать жизнью для его величества. Затем Государь, выслушивая фамилии наших предводителей, милостиво объяснил, подойдя к аткарскому уездному предводителю Каракозову, что согласно ходатайства последнего уже сделано распоряжение по Департаменту герольдии о представлении ему фамилии Михаилова-Рославлёва. Далее Государь уже один обошел нашу городскую депутацию и затем принял от буйского дворянства большую икону и, подойдя к Комиссарову, который стоял в конце этой депутации, пожал ему руку. В это время Императрица беседовала с саратовца-
[137]
ми, и стоявшие вдали еще совсем юный наследник цесаревич Александр Александрович 388 и великие князья пристально вглядывались в нашу депутацию, которая представляла большой контраст с буйцами. Тогда как саратовцы, за исключением двоих, были сильного сложения, очень большого роста, с усами и бакенбардами; буйцы же — наоборот, как нарочно, все были чрезвычайно маленькие и с выбритыми лицами, так что даже не особенно рослый Комиссаров стоял выше их на целую голову. После этого представления нам были предоставлены придворные экипажи для осмотра достопримечательностей города, и затем состоялся для депутации обед во дворце. Затем депутация наша пробыла в Петербурге лишь несколько дней и перед отъездом в Саратов еще раз была у министра Валуева, причем он спрашивал меня, намерен ли я воспользоваться его рекомендацией наместнику Царства Польского 389 и начальнику Западного края 390, от которых мне было предложено через саратовского губернатора занять там правительственную должность, но я ответил, что, быв заинтересован предстоящими реформами, желал бы послужить дворянству.
Вскоре после этого по распоряжению правительства начались подготовительные работы по предполагаемой городской реформе, и 8 июля 1866 года в Саратове была открыта комиссия из представителей всех сословий города с включением городского головы 391 и полицеймейстера 392. В составе этой комиссии в числе лиц, назначенных от правительства, находился и известный писатель Д.Л. Мордовцев 393. На обязанности комиссии лежало пересмотреть высочайше утвержденное положение 1839 года о доходах и расходах города Саратова. И так как председательство было возложено на губернского предводителя дворянства, то на мою долю, как исправлявшего в то время эту должность, и выпало открыть комиссию в здании городской думы 394.
По произведенному секретно от меня представлению губернатора и губернского предводителя 395 министр внутренних дел просил меня письмом продолжать начатые в ней занятия, почему я и председательствовал в комиссии с 8 июля 1866 года по 25 января 1868 года. Занятия комиссии были чрезвычайно сложными и возбуждали много пререканий, и так как в нее входило до 30 лиц, то мною она и разбита была на несколько подкомиссий, занимавшихся отдельно в моей квартире. Правительство, озабоченное скорейшим введением городской реформы, нередко справлялось о ходе и результатах занятий, а затем министр внутренних дел просил даже поспешить окончанием работ. Ввиду этого я, в свою очередь, торопил комиссию, почему даже и вышел курьезный эпизод подачи на меня жалобы членами комиссии от купечества о том, что я не пускаю их на Нижегородскую ярмарку.
[138]
Председательство в этой комиссии, предоставив в мое распоряжение все документы городского архива, дало мне возможность начать крайне серьезное и большое дело по производившемуся до того времени обложению городом Саратовом 291-го дворянского имения Саратовского уезда государственным налогом в пользу города, который делал это, основываясь на указе Императора Петра I, пожаловавшего Саратову земли в окружности на 80 верст без меры, что составляло до 200 000 десятин; тогда как последующими указами государей большая часть этой земли была пожалована дворянам, чиновному люду и казакам, а также заселялась государственными и удельными крестьянами. Кроме того, несколько из образовавшихся впоследствии уездов Саратовской губернии подошли к городу Саратову не далее 50-верстного расстояния, и многие из этих дворянских имений уже перешли по продаже лицам других сословий, и при генеральном межевании ясно определено было указом, что и затем у города Саратова остается 84 000 десятин. Но городская дума, составлявшая сметы обложений, и губернское правление, до городской реформы утверждавшее эти сметы, почему-то о том прималчивали. И этот возбужденный мною процесс, невольно затронувший подлежащие власти, обрушил на мою голову целый ряд неудовольствий, а губернатор, князь Щербатов, состоя дворянином Саратовского уезда, продолжал еще три года после того отбывать по своим имениям этот городской налог 396. Но, несмотря на все каверзы и интриги против меня и значительные расходы города по ведению этого дела, на которое дворянство не истратило ни одной копейки, так как я вел это дело сам, без участия адвоката, указом Сената от 30 октября 1872 года за № 34471 дело это было мною выиграно, и дворянство Саратовского уезда перестало быть данником города Саратова.
Реформы Императора Александра II быстро шли одна за другой. Едва успевала одна комиссия кончать свои работы, как открывалась новая, и с 27 августа по 20 декабря 1868 года уездные предводители Саратовской губернии работали уже по введению в действие судебных учреждений, и председательство по комиссии Саратовского уезда также лежало на мне. В экстренном земском собрании Саратовского уезда 19 мая 1869 года последовал первый выбор мировых судей, как участковых, так и почетных, где в числе прочих и я был избран в почетные судьи, а в июне того же года на первом съезде мировых судей и в председатели этого съезда. Но так как в том же году 6 октября я был избран председателем земской управы, то мне и пришлось занимать одновременно три должности и вдобавок как уездному предводителю губернского города часто и на продолжительные сроки исправлять должность губернского предводителя дворянства.
[139]
Чтобы ознакомиться с обязанностями мировых судей и их съезда на практике, мне пришлось побывать в Петербурге, где, присмотревшись к заседаниям столичного мирового съезда, я позаимствовался настольным реестром доктора государственного права мирового судьи Неклюдова 397, которого в бытность мою предводителем в Кузнецке я знал там еще молодым студентом.
Сформировать первый состав мировых судей было нелегко, так как дворянство еще не утратило в то время своих традиций, по которым каждый стремился служить в военной службе, а гражданская не была в фаворе, как теперь; поэтому большинство судей оказалось совершенно неподготовленными к этой службе.
Ввиду сокращения при этой реформе наполовину числа мировых посредников, служба которых без особой протекции ничем не награждалась, последние все и пошли в мировые судьи. В городе же заняли эту должность преимущественно отставные офицеры, переженившиеся на местных дворянках, два учителя, чиновник, бывший прежде уездным судьей, и, наконец, из местных дворян гарнизонный прапорщик, служивший ранее по выборам дворянства председателем уголовной палаты 398. Что же касается почетных судей, то затруднения при выборе их не оказалось.
Съезд мировых судей в Саратове как новинка гласного суда в первые годы очень интересовал общество, и судебное зало, в котором тогда заседало не менее 10—15 судей, каждый раз был наполнен публикой, ожидавшей какого-нибудь скандального дельца. Тяжбы крестьян между собой, как и теперь, принадлежали разбору волостного суда и съезда мировых посредников, а потом уездного по крестьянским делам присутствия.
Вскоре затем я, как председатель Саратовского съезда мировых судей, озаботился сам ознакомиться на месте с делопроизводством мировых судей в уезде, тем более что от одного из них вовсе не поступало дел в съезд, и натолкнулся при этом на один удивительный факт. Приезжаю я к одному мировому судье 399 и застаю разбор им судебного дела между крестьянами на крыльце; причем он был в халате из термаламы 400, в туфлях на босую ногу, с папиросой во рту и с судейской цепью на шее. Пораженный такой необычной обстановкой суда, где не было ни стола, ни клочка бумаги, я дождался окончания дела, которое судья, недолго думая, приказал сторонам покончить миром, и, сказав мне с улыбкой, что дела у него всегда так скоро кончаются, пригласил меня затем к себе в дом. Находясь в крайнем недоумении, я объяснил ему о серьезной ответственности, которой он может быть подвергнут, ежели дойдет до
[140]
начальства о таких его судебных разборах, и просил показать мне настольный реестр и входящие и исходящие книги, но тут я увидел нечто уже совсем невероятное, — книги оказались совершенно чистыми, и следов судебного дело-производства никаких не было. Пораженный всем этим до крайности и боясь ответственности съезда за подобные порядки, я указал на неприятные последствия быть за это под судом. После чего этот один из образованнейших мировых судей и не замедлил выйти в отставку.
С некоторыми из городских мировых судей также не обходилось без курьеза. Так, один из них, отставной полковник А[бакумов] 401, имел обыкновение всегда представлять подлежащие разбору съезда свои дела перед самым съездом и всегда забывал подписывать свою фамилию. Он был до невероятности вспыльчив и рассеян. В съезд являлся в парике задом наперед и с обожженными губами от папирос, которые он беспрестанно брал в рот не тем концом. Последствием его вспышек были неоднократные жалобы в съезд от лиц, являвшихся к нему с просьбами и которых он выталкивал в шею, если они приходили с заднего крыльца. Ранее г. Абакумов] служил в артиллерии, после Крымской войны вел батарею в Саратов и, подходя к деревне Идолге, был встречен у ветхого проселочного моста становым приставом. Непрочность моста взволновала А[бакумова], и он в пылу своего негодования приказал своей команде привязать станового пристава под орудие за шею на веревку и таким образом, с приставом на четвереньках, провел батарею через мост. История эта в свое время наделала много шума и была замята бывшим саратовским губернатором Игнатьевым по просьбе начальника артиллерийской дивизии.
Другой из городских мировых судей, Аристов 402, кандидат прав университета, служивший перед тем судьей г. Ташкента, держал для порядка в своей камере отставного из моряков унтер-офицера, которого называл Волкодавом, и как только кто-либо из публики во время суда нарушал тишину, Аристов кричал:
— Возьми его!
И Волкодав, хватая за шиворот на кого было указано, вытаскивал из камеры и бесцеремонно спускал его с лестницы на улицу. Подобные выходки сходили судье с рук до тех пор, пока он однажды во время суда, рассердившись на адвоката, снял с себя судейскую цепь и при всей публике отдул его, приказав Волкодаву также спустить его с лестницы, а одного мещанина, дозволившего себе громко разговаривать во время суда, поставил тут же на
[141]
суде в угол носом. Когда же мировой судья Аристов был предан за это суду, то он сделал для своих товарищей большой обед, на котором, прощаясь, с бокалом в руке, сказал:
— Меня хотят выгнать из службы, но я их надую, возьму да и умру!
Что действительно через три недели после того и случилось, так как Аристов был в злейшей чахотке.
Земство, забавляясь подобными выходками, продолжало избирать таких лиц на разные серьезные должности, почему тот же подполковник Абакумов] впоследствии служил еще четыре трехлетия председателем уездной земской управы, и, несмотря на то что во время своей службы роздал крестьянам без особенной надобности почти весь хлеб из общественных запасных магазинов, так что голодный год застал население в ужасном положении, земство выбрало его председателем управы и на пятое трехлетие. Когда же губернатор не утвердил его в этой должности, то земское собрание выдало - г. Абакумову] в награду за доблестную службу 3000 рублей, о чем в свое время писалось очень много даже в столичных газетах.
Второй состав мировых посредников в Саратовском уезде оказался довольно сносным, так как он принадлежал сравнительно к людям также пожилым, но в других уездах назначалась молодежь, вследствие чего встречались крупные истории. Так, в одном из уездов попался в посредники Д. К[остиц]ын 403, прямо с университетской скамьи. Этот 25-летний юноша, нахватавшись новых веяний и красуясь появившимся тогда нигилизмом, явился перед народом каким-то удалым малым. Участок он свой объезжал в кучерской поддевке верхом, в казачьем седле, с нагайкой в руках, что для непривычных глаз крестьян казалось диким, так как они привыкли видеть в прежних мировых посредниках своих старых помещиков с известным авторитетом и при солидной обстановке. Такая большая власть, дарованная неопытному, нигде еще не служившему юноше, ударила ему в голову, и он, видимо в ненормальном состоянии, обревизовывая однажды подведомственные ему волостные правления и найдя там беспорядки, припечатал своей должностной печатью бороды всех старшин к столам волостных правлений, причем последним и пришлось высидеть в таком неудобном положении более суток, пока г. К[острицы]н не освободил их. А так как об этом обстоятельстве тут же было доведено до сведения губернского начальства, то г. К[острицы]н старался объяснить это сильными приливами к голове и некоторое время действительно находился на излечении в городской боль-
[120]
нице. По освидетельствовании же его в губернском правлении — сумасшедшим не оказался.
Незадолго перед этим в г. Саратове впервые было открыто уездное рекрутское присутствие под председательством также уездного предводителя дворянства. И хотя подобные присутствия до того времени существовали ранее в некоторых уездных городах, но уездных рекрутских присутствий в губернских городах не было, а они состояли там при казенных палатах, где даже существовало особое рекрутское отделение с советником во главе.
И вот вспоминаю я, при каких условиях пришлось открывать мне впервые Саратовское уездное рекрутское присутствие в здании городской думы. Тогда еще брили половину головы со стороны лба тем, кто принимался в рекруты, и брили затылок [тем], кто был забракован, и по зале то и дело раздавался возглас председателя: «Лоб» или «Затылок». В первом случае поступившие в рекруты с бритым лбом брались тут же под надзор находившегося в присутствии военного приемщика, а освобожденные от рекрутчины с бритыми затылками выскакивали на улицу и нередко от радости совершенно нагие бежали зимой по городу, так что полиция нарочно ставилась в большом количестве, чтобы их ловить.
Пока рекрутские присутствия находились при казенных палатах, взятка там доходила до ужасающих размеров, последствием чего и было то обстоятельство, что во время рекрутского присутствия под моим председательством мне каждый день приходилось отправлять к губернатору князю Щербатову для преследования, с составленным актом, стариков-крестьян, приносивших богатые дары по несколько сот рублей, запечатанных в конверты, или целые цибики чая с несколькими штуками голландского полотна, а также пудами паюсную икру и проч., проч., чтобы только высвободить их сыновей от рекрутства. Затем подобные явные приношения прекратились, но продолжали процветать в среде осматривавших рекрутов врачей, и был такой случай: однажды мне пришлось, в противность заявления врача о болезненном состоянии освидетельствованного крестьянина сильного сложения, принять его в рекруты под моей личной ответственностью как председателя. Когда он был принят, старик, его отец, упав перед присутствующими в ноги, со слезами обратился к этому врачу, прося возвратить ему полученные 600 рублей. Старик был в лаптях и в рубище, объяснив, что он все продал, чтобы собрать эти деньги за сына. Деньги ему были возвращены врачом, который, до того служа в губернском земстве, немедленно навсегда оставил Саратов, избежав
[143]
должной ответственности благодаря лишь мягкосердечию князя Щербатова. Но я не мог умолчать об этом и сообщил министру внутренних дел Тимашеву 404, от которого и было получено распоряжение о передаче мне на следующее время списка всех врачей города, как военных, так и гражданских, с правом назначения их для участия в рекрутском присутствии вне очереди. А так как и после этого было много подозрительных случаев отправления врачами в больницу рекрутов для испытания под видом разных внутренних болезней, то, чтобы рекруты не знали, кто из врачей будет назначен присутствовать, я должен был накануне по ночам сам, когда уже все спало, развозить со своим письмоводителем повестки врачам.
Все эти порядки окончились впоследствии при реформе существующих ныне присутствий по всеобщей воинской повинности. И мне пришлось участвовать при введении этой реформы уже в качестве члена губернского присутствия по должности губернского предводителя дворянства.
[144]
Шомпулев В.А. Дворянин-помещик в Камилавке. [Глава] III, здесь текст приводится по изд: Шомпулев В.А. Записки старого помещика. М., 2012, с. 134-144.
Комментарии
(Подготовка комментариев в назв. изд. А.В. Кумакова и И.Н. Плешакова)
377. Буковский Иван Иванович — штабс-капитан, землевладелец Саратовского уезда, где имел 1380 десятин в с. Синенькие (см.: ГАСО. Ф. 6. On. 1. Д. 32. Л. 29).
378. Исеев Андрей Антонович (1829 — ?) — балашовский помещик, титулярный советник (см.: ГАСО. Ф. 19. Он. 1. Д. 1815).
379. Лупандин Дмитрий Юрьевич (1829 — ?) — губернский секретарь, землевладелец Петровского уезда, депутат губернского дворянского собрания, член Аткарского уездного земского собрания, председатель Саратовской уездной управы. Сын участника войны 1812 г. штабс-капитана Юрия Алексеевича Лупандина, петровского предводителя дворянства.
380. Каракозов Дмитрий Владимирович (1840—1866) — революционер, 4 апреля 1866 г. совершил неудачное покушение на Александра II.
381. Каракозов Михаил Михайлович (1834—1877) — поручик гвардии, камер-юнкер, статский советник, предводитель дворянства Аткарского уезда в 1864—1866 гг., а в 1870—1873 гг. — губернский. Владел более 5000 десятин в Петровском и Аткарском уездах. После покушения, совершенного его двоюродным братом Дмитрием, сменил фамилию на Михайлов-Рославлёв, был первым председателем губернской земской управы. Погиб в Русско-турецкую войну в 1877 г. (см.: ГАСО. Ф. 1. On. 1. Д. 2139. Л. 318).
382. Слепцов Александр Павлович (1822—1886) — саратовский помещик (465 крепостных в трех имениях), брат кавказского героя, саратовский уездный (1859—1862) и губернский предводитель дворянства (1863—1866), член комиссии по улучшению быта крестьян (ГАСО. Ф. 1. On. 1. Д. 1772. Л. 130-130 об.).
383. Немирович-Данченко Петр Васильевич — полковник, назначенный член губернского по крестьянским делам присутствия (см.: ГАСО. Ф. 1. On. 1. Д. 2139. Л. 47).
384. Черняев Михаил Григорьевич (1828— 1898) служил в Оренбургском крае в чине полковника; в 1864 г. был назначен начальником особого западносибирского отряда. Взял штурмом Чимкент, а в 1865 г. Ташкент. Активные завоевательные действия Черняева вызвали резкие протесты британских дипломатов, и Черняев был отозван в Петербург. Впоследствии генерал, туркестанский генерал-губернатор (1882—1884).
385. Муравьев-Виленский Михаил Николаевич (1796—1866) — генерал от инфантерии (1856), министр государственных имуществ (1857—1861), главный начальник Северо-Западного края (с 1863 г.). В 1866 г. председатель Верховной следственной комиссии по делу Д.В. Каракозова.
386. Комиссаров Осип Иванович (1840—1892) — костромской крестьянин, спасший Александра II от выстрела Каракозова. Был возведен в потомственное дворянство с двойной фамилией Комиссаров-Костромской.
387. Аплечеев Александр Всеволодович (1830 — ?) — действительный статский советник, депутат губернского дворянского собрания, почетный мировой судья, член судебного присутствия уездного съезда Вольского уезда, член уездного отделения комитета Общества попечительного о тюрьмах. Имел крупное поместье в Петровском уезде, но в Саратове фактически не жил (см.: ГАСО. Ф. 19. On. 1. Д. 792. Л. 53).
388. Впоследствии император Александр III (1845—1894).
389. Имеется в виду граф Федор Федорович Берг (1794—1874) — генерал-фельдмаршал, наместник Царства Польского в 1863—1874 гг.
390. То есть М.Н. Муравьеву.
391. Гудков Василий Викулович — купец 1-й гильдии, городской голова в 1864— 1867 гг. Являлся крупным домовладельцем и благотворителем. Дом, в котором жил Гудков, сохранился (ул. Московская, 20).
312. Попов Михаил Александрович (1824—1900). Из курских дворян, в Саратовской губернии приобрел 650 дес. в Рокотовке. Имел дома в Саратове, Рыбинске (от жены) и в Белгородне. 16 лет состоял на военной службе, был в походах в Венгрии 1849 г., в 1854 г. против турок в Молдавии, участвовал в Крымской войне 1855— 1856 гг. В отставке в чине капитана. Саратовский полицмейстер с середины 1860-х до 1872 г. Издатель «Саратовского листка» (1864—1884) (см.: ГАСО. Ф. 1. On. 1. Д. 2112. Л. 1 об.).
313. Мордовцев Даниил Лукич (1830—1905) — писатель, историк. Окончил саратовскую гимназию, затем Петербургский университет. Помощник секретаря Саратовского статистического комитета и редактор неофициальной части «Саратовских губернских ведомостей» (1856—1864), позднее правитель канцелярии губернатора.
394. Здание сохранилось в перестроенном виде и находится на углу Московской и Октябрьской улиц.
395. Давыдов Николай Денисович (1825 — ?) — сын героя войны 1812 г., имел в Хвалынском уезде 5000 дес. земли. Служил в лейб-гвардии Семеновском полку, гвардии штабс-капитан. В 1867—1870 гг. был губернским предводителем дворянства.
396. В.А. Щербатов имел в Саратовском уезде несколько десятков тысяч десятин земли в селах: Чардым — 8411; Усовка — 17 420; Сухой Карабулак — 18 789 и Со- кур - 9649 десятин (см.: ГАСО. Ф. 6. On. 1. Д. 32. Л. 43, 46, 52).
397. Неклюдов Николай Адрианович (1840—1896) — юрист; при введении судебной реформы был выбран мировым судьей; позже был председателем Санкт-Петербургского столичного мирового съезда. Позднее обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената (1881), товарищ государственного секретаря и товарищ министра внутренних дел (1895) (см.: Труды СУАК. 1916. Вып. 33. С. 183-184).
398. Сорокин Сергей Максимович — подпоручик, мировой судья 4-го участка Саратовского мирового округа, ранее председатель уголовной палаты (см.: Адрес-календарь лицам служащим в Саратовской губернии. Саратов, 1874. С. 8).
399. Кривский Дмитрий Александрович — брат П.А. Кривского, помещик Саратовского уезда, имевший до 4000 десятин в селах Чечуин и Софьино (см.: ГАСО. Ф. 6. On. 1. Д. 32. Л. 63).
400. Термалама (тармалама) — восточная шелковая или полушелковая ткань яркой расцветки, идущая обычно на пошив халатов или на обивку мебели.
401. Абакумов Федор Иванович (1825 — ?) — полковник артиллерии, саратовский мировой судья, председатель Аткарской земской управы.
402. Аристов Петр Алексеевич (1816 — ?) — поручик в отставке. До реформы имел 266 душ крепостных в Петровском уезде. В 1847—1863 гг. петровский уездный предводитель дворянства. Надворный советник, председатель уездного съезда мировых судей, член комиссии по улучшению быта крестьян (см.: ГАСО. Ф. 19. On. 1. Д. 562. Л. 23).
403. Возможно имеется в виду Кострицын Николай Михайлович — мировой судья 3-го участка Вольского уезда (см.: Адрес-календарь лицам служащим в Саратовской губернии. Саратов, 1874. С. 9).
404. Тимашев Александр Егорович (1818—1893) — министр внутренних дел (1868— 1878).