Анастасевич
Василий Григорьевич Анастасевич был коротко знаком со мною, с самого моего приезда в Петербург в 1816 году до кончины своей, в продолжение почти 30 лет 97. Его все знали в Петербурге, и он знал всех: не только тех, кто жили постоянно в столице, но и тех, которые были там временно. Всю жизнь свою собирал он редкие книги, рукописи, записки, выписки и со всею страстию занимался библиографиею. Если бы он решился писать свои воспоминания, множество писателей были бы извлечены из забвения. Его записки были бы гораздо полезнее его сочинений и переводов, которые давно уже забыты.
Проведя всю жизнь в столице в тесной связи со всеми журналистами, обществами и достопамятными людьми, он мог бы передать нам много любопытного, а теперь гаснет след и его собственной жизни. Одни только каталоги книгопродавца Василия Алексеевича Плавильщикова и его преемника Смирдина, им составленные, будут памятными для любителей истории русской литературы 98. В свое время служили они самым важным для ней пособием, будучи расположены систематическим порядком с приложением росписи имен сочинителей и переводчиков.
Это один только случай, где Анастасевич употребить мог свои библиографические сведения, но пределы в этих каталогах были для него весьма тесны. Анастасевич перебрал все лучшие библиографические опыты на французском, немецком, латинском, итальянском, греческом и польском языках с тем, чтоб отыскать подлинные заглавия переведенных на русский язык сочинений вместе с именами авторов. К сожалению, он не умел сокращать своих занятий и терялся в выборе плана. Впрочем, если бы что-либо и было у него из библиографических его трудов приготовлено к изданию, едва ли
[153]
нашел бы он охотника напечатать на свой счет. Когда я в 1823 году в магазине Смирдина в Петербурге спросил библиографию Сопикова, приказчик подал мне с проклятиями эти книги и с удивлением, что я покупаю: «Лежат как камни сколько уже лет, и никто их не спрашивает»; а между тем эти книги и поныне служат краеугольным камнем в основании истории русской литературы и библиографии.
Анастасевич для составления алфавитного списка писателей и каталогов записывал свои заметки на особых карточках, которые он смотря по надобности тасовал, как карты. Это давало Булгарину повод беспощадно шутить над ним и над его каталогами. Но Анастасевич был спокойного нрава и терпеливо переносил насмешки, даже и при посторонних. Несмотря на это, писатели, предпринимающие какой-либо особенной важности труд, обыкновенно приходили к нему посоветоваться и воспользоваться его начитанностью.
В. Г. Анастасевич воспитывался в Киевской духовной академии и по выходе много обращался с поляками и иностранцами. Князь Адам Чарторижский, бывший в начале царствования Императора Александра I министром иностранных дел, сделавшись попечителем Виленского учебного округа, принял Анастасевича правителем канцелярии. В сей должности Анастасевич вскоре дошел до статского советника, но когда князь Чарторижский заметил, что он теряет при российском Дворе прежнее значение, с досады удалился за границу и несколько лет жил в Париже. Анастасевич оставался в Петербурге и был им совершенно забыт. Государь, не желая оскорблять князя Чарторижского, не лишал его звания попечителя. Дела, требовавшие его распоряжения, препровождались из Виленского университета в Париж. Переписка производилась на польском языке, а потому в правителе канцелярии для русской переписки не было никакой нужды. Так пробыл Анастасевич почти четыре года без дела, пока министр просвещения не предложил ему подать в отставку. Это было в 1818 году, и с того времени Анастасевич не попадал уже на дорогу счастия и в 1844 году дошел уже до крайней бедности, которую переносил он с удивительным спокойствием, не жалуясь никому на судьбу свою. В этом году жил я в Петербурге недалеко от Румянцовского музея, где ему из сострадания давали во флигеле маленькую квартиру из 3-х комнат. Все они завалены были книгами, рукописями и портфелями с бумагами. Находясь от меня так близко, он часто посещал меня и сожалел, что он не последовал приглашению <митрополита> Евгения переселиться к нему в Киев. Митрополит предоставлял ему или вступить в духовное звание, в котором он мог бы достигнуть высших степеней, или оставаться
[154]
при нем в светском звании. Но страсть копаться в книгах, привязанность к своим рукописям и библиотеке и к ученым связям держали его в Петербурге, а по кончине Киевского митрополита Евгения поздно было уже ему об этом перемещении думать. Не знаю, кому по смерти Анастасевича достались литературные его стяжания.
[155]
И.Н. Лобойко. Мои записки (Печатается по: ИРЛИ. Ф. 154. № 37-41, 55, 60). // И.Н. Лобойко. Мои воспоминания. Мои записки. М., 2013, с. 153-155.
Комментарии
97. См. три письма Анастасевича Лобойко 1821-1824 гг.: ОР РНБ. Ф. 440. № 3. Анастасевич не очень ценил Лобойко; на письме митрополита Евгения от 2 марта 1824 г. со скептическим отзывом о Лобойко Анастасевич написал: «Ну плохая же надежда сей малорусец, кот<орый> не умеет по-русски и попал в Вил<ьну> проф- <ессором> рус<ского> языка из Лесного департ<амента> в Литов<скую> пущу [чрез журн<ал> или лучше чрез Воейкова) для жалованья 1500 р. сер., а не охотой научать и научаться» (Древняя и новая Россия. 1881. № 2. С. 314).
98. Об этих изданиях см. примеч. 193 к «Моим воспоминаниям». См. также: Брискман М.А. В.Г. Анастасевич. М., 1958. Указатели В.Г. Анастасевича до сих пор не утратили своей ценности.