Тобольск. 1 июня 1833.
Любезный брат и друг Николай,
Посредством газет только имею я известия о тебе. Хоть бы ты мне написал одно слово сам, хоть бы вспомнил, на блистательном поприще своем, что я в Сибири следую мыслью за твоими подвигами и с нетерпением ожидаю вести о тебе! Брат Андрей, служащий теперь на весьма почетном месте, а именно: за обер-прокурорским столом в св. Синоде, уведомляет меня, что он всякие две недели получает от тебя письмо; - нельзя ли и меня, грешного, почтить таковым же?
По газетам видно: что ты славно бы кончил свое поручение, если бы не помешали тебе иностранные переговоры. Видно также, что Ибрагим 500) готов уже мириться, и, конечно, не по причине французской литературы, а по причине русских штыков, которые видно кажутся уже издали ему немножко колки. Здоров-ли ты, любезный брат? Край, в котором ты находишься, подвержен опасным болезням; но бог тебя хранит, мой друг; ют, который возлагает все упование свое на господа, не более бывает в опасности среди смерти, как и на своей постели. Он знает, что волос не спадет с главы его без воли отчей! и потому спокоен среди величайших опасностей. Ты таков, любезный Николай, и все принимаешь от руки божией, и все переносишь для него, и ему единому воздаешь славу и благодарение!
Обращаюсь к тебе с просьбою, которой, уверен, ты не откажешь, если есть возможность удовлетворить оной. Сосед мой, Томский губернатор Ковалевский просит меня о следующем и следующими словами:
"У меня есть родной брат, служащий в Гвардейской Артиллерии и откомандированный в ракетную роту; молодой человек, за способности и нравственность которого я смело могу поручиться, и даже по праву брата ими гордиться; имеет пламенное желание служить в действующем отряде при вашем братце, который имеет в нем значительную команду. - Нельзя-ли попросить Вашего братца о вытребовании моего брата, подпорутчика Гвард[ейской] Артиллерии (прикомандированного к 1-й ракетной роте) Петра Петровича Ковалевского, в свое начальство? Сим вы ощастливите молодого, еще смело повторяю, достойнейшего человека, и меня обяжете навсегда сердечною благодарностью".
В ответ на сие я писал ему, что исполню его желание, и тебя о том просить буду, оставаясь уверенным, что ты мне не откажешь, если есть малейшая возможность удовлетворить его желанию. Я думаю, любезный друг, что я не ошибся ответом и ожиданиями моими, и полагаясь на твою дружбу ко мне, прошу тебя о исполнении сей просьбы; тем более, что томский губернатор Ковалевский сам человек отличной и мы с ним очень хорошо сошлись по сердцу и по службе; и что связь с ним поддерживать должно.
Мы оба, Ковалевский и я, много терпим от Ив[анна] Александровича Вельяминова, который совершенно выпустил из рук бразды правления Западной Сибири; и при добром своем характере делает такие вещи, которые совершенно противоречат всему должному. Он вверился приближенному к себе чиновнику Кованьке; не знает и не видит, не хочет знать и видеть ничего иначе, как его глазами, и весь край от того страждет. Больно говорить и писать сие, — не менее того - справедливо. Я все еще председателем Губернского правления и в качестве сем управляю губерниею за неимением губернатора. Я думаю, что в Петербурге известно здешнее положение дел, и должно думать, что примутся меры к исправлению оного, тем более, что такое состояние не совместно с волею великого и мудрого нашего государя, который непременно хочет, чтобы правосудие и законы служили основанием благосостоянию подданных его. Много бы написал я тебе, любезный друг, о сем предмете, но пределы письма сего не позволяют; да и о Вельяминове не писал бы ничего, если бы ты не был весьма с ним знаком прежде; ты можешь теперь видеть как истинно сие: tel brille au second rang, qui s'éclipse au premier! 1) Управлять не есть наука, - но дар с небес. Не многие получают оный! - Из всего сего я извлекаю и для себя весьма полезные уроки, особенно же учусь терпеть, продолжая исполнять свой долг. Впрочем, я терплю не только для себя, сколько для службы, которую бы мне желалось исполнять так, чтобы оправдать ту милосердую довереннность, которую оказывает мне августейший монарх, возложив на меня столь важную должность!
Прощай, любезный брат и друг Николай, дети наши, слава 'богу, здоровы. Я не имею сведений о Наташиньке; Мордвинов ни слова не пишет. Любезная моя жена сама хочет здесь приписать тебе несколько строк. Обнимаю тебя всем сердцем. Брат и друг
А. Муравьев.
Книга № 36, лл. 35-36 об.
// С 264
Примечания:
1) Перевод: "То, что сверкает во втором ряду, меркнет в первом" или "Лучше быть первым в деревне, чем последним в городе" (франц. яз.).
500) Речь идет о результатах экспедиции Н.Н. Муравьева в Турцию и Египет 1832—1833 гг. Ибрагим — египетский паша (1789—1848) — сын египетского паши Мухаммеда-Али, талантливый полководец, командующий египетской армией.
Печатается по кн.: Из эпистолярного наследия декабристов. Письма к Н.Н. Муравьеву-Карскому. Том I. Москва 1975. Под редакцией академика М.В. Нечкиной. Текст писем к печати подготовили научные сотрудники Отдела письменных источников Государственного исторического музея И.С. Калантырская, Т.П. Мазур, Е.И. Самгина, Е.Н. Советова. Вступительная статья и комментарии И.С. Калантырской Перевод писем с иностранных языков Е.Н. Советовой. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.