Тобольск. 21 июля 1833.
Любезный брат и друг Николай!
Поздравляю тебя, из глубины сердца поздравляю с монаршею к тебе милостью. Ты генерал адъютантом! - Как не служить, как не стараться, как не пролить последней капли крови своей за нашего великого государя, столь щедро награждающего; обращающего столь милостивое внимание на верноподданных своих! Желаю тебе, любезный брат, более и более успехов; Теперь-то можешь ты особенно открыть достоинства свои, и ты не упустишь ни одного случая доказать каким священным пламенем горит сердце твое к августейшему государю. Конечно не нужно тебе напоминать, что чем ты становишься возвышеннее, чем ближе подводишься ты к престолу помазанника, тем чаще должен ты соделыватъся, чтобы принимать и сообщать благотворные действия того, которого сердце в руце божией!
Но мне-ли, мой друг, напоминать тебе о сем, тебе покрывшему уже себя честью и славою; тебе уже заслужившему милостивое благоволение государя. Мне-ли, тщетно томящемуся в круге моих действий, и вместе с тем и от того подвергающемуся величайшей опасности, которая для верноподданного только быть может, а именно: лишения того милостивого о[бо] мне мнения государя императора, о котором ты, любезный брат, меня перед поездом1) твоим в Египет извещал. Для тебя может быть загадкою покажется сие; и потому, я должен тебе как другу, как брату пояснить мое положение, тем более, что ты не простил-бы мне, если бы я скрыл от тебя, что либо до меня касающееся.
Как здесь нет губернатора, то по месту мною занимаемому, я управляю губерниею вот уже около девяти месяцев. Сия губерния преисполнена почти во всех частях управления величейших злоупотреблений и беспорядков. Совесть, присяга и пламеннейшее стремление мое к оправданию доверенности милосердого государя нашего скоро заставили меня обратиться к средствам для искоренения или по крайней мере, для уменьшения уже столь сильно распространенного зла в губернии. Я начал действовать с уверенностью, что генерал губернатор Иван Александрович Вельяминов, которого ты знаешь 501), меня не токмо поддержит в том, но похвалит мою ревность; но какое было мое удивление, когда я стал получать от него замечания и бумаги бранные в делах самых чистых и ясных, по которым открывались величайшие и многие беспорядки и злоупотребления, и самые злоупотребители. Нерасположение его ко мне дошло до того, что он теперь гонит меня, и всех тех чиновников, которые могли быть употреблены мною к раскрытию зла и пресечению оного; и что всего для меня больнее, прискорбнее и опаснее есть то - что он грозит мне худою аттестациею у государя, и хочет самым черным образом меня замарать во мнении его императорского величества. И так я, оживший милосердием государя, я готовый положить жизнь свою за него, я, который со всею свежестию чувств верного подданного, думал оправдать высочайшее доверие ко мне, теперь должен хладнокровно смотреть на грабительства полицейских чиновников в губернии, на жалобы и слезы вверенных управлению моему людей, на расхищение казенного имущества, на жесточайшие гонения производимые лучшим чиновникам в губернии - и сверх того ожидать себе, может быть, гнева моего государя! ибо генерал губернатора как худая, так и хорошая аттестация всегда2) бывает уважана. Вот, мой любезный Николай, в каком я ужасно стесненном положении! Надежда моя на одного бога, он, в руках которого сердце царя, может быть, не допустит клевету совершить свое намерение. Господь, покровитель слабых и ненадежных спаситель, может быть, откроет помазаннику своему прямую истину, и положит конец насильям, несправедливо[стя]м и гонениям ныне столь бесстрашно здесь производящимся!
Но вообрази себе, любезный друг, можно ли было ожидать сего от Ивана Александровича Вельяминова? Он, который имел репутацию честнейшего, доброго и умного человека! — Сие для тебя разрешится, когда ты узнаешь, что он совершенно управляем состоящим при нем чиновником особых поручений надв[орным] сов[етником] Кованькою, который взял над ним волшебное господство и сам оставаясь в стороне, заставляет его покровительствовать злу, гнать добро и все сие из личных видов самых низких, самых противузаконных; и доколе этот злостный человек будет при нем, нельзя ожидать никакой перемены на лучшее. Я слышал, что когда он был в Грузии, то и тогда был при нем некто Медокс, игравший такую же ролю; но тогда он был моложе и тверже, теперь же совсем ослабел и отдался в плен Кованьки, который завлекает3) его в такие дела, которые не сообразны ни с званием его, ни слетами, ни с законом! - Я не могу описать в письме все, что здесь делается; и повторяю: вообрази, что я должен на сие смотреть, я, который за все отвечать должен, и не имею средств ничего поправить; ибо только что я прикоснусь к чему либо, что испорчено, что худо, очень худо, то получаю от генер[ал] губернатора, или замечание, или бранную бумагу, и вместе с тем грозятся, а может быть уже и худо меня рекоменд[уют] ! Я не могу и не должен отставать от своего дела4) по долгу при[с]яги и совести и службы; но что из того выходит. Если я буду продолжать, то действия мои представлены будут как будто-бы я иду против своего начальника, если я сложу руки и буду смотреть хладнокровно, что скажут: слабая служба, худое,
// С 265
неисправное действие, и я попаду под ответ. И так в обеих случаях худо, очень худо! Повторяю, полагаюсь на одного бога, который допуская5) сие по премудрому своему промыслу, в свое время откроет истину. А я буду следовать правилу: fait ce que d[r\oit, — advienne ce que pourra 6).
Обращаясь к Сергею, не могу не сожалеть об ошибке им сделанной, и которую усматриваю из твоего письма из лагеря при Султанской пристани от 21 мая. За приятное письмо сие благодарю тебя, любезный друг; и хотя ты долго молчал, но я не сомневался в твоей дружбе. Ты, конечно, скоро будешь в Петербурге. Правда, не ранее же зимы, ибо тебе надобно отправить свою команду, что будет в несколько транспортов, и, конечно, продолжится несколько месяцев, а сверх того и карантины.
Моя любезная жена и все дети, в том числе и Ваня, которому уже скоро три года, слава богу, здоровы и в горьких минутах тобольских неприятностей много облегчают скорбь мою. Мы вчера пили на твое здоровье и Ваня особенно горячился, говоря: на здоровье дяди Война! Батька, пусти меня в полк, хочу в полк!
Обнимаю тебя всем сердцем, любезный друг и брат Николай, и остаюсь много любящий тебя брат
Александр Муравьев.
Книга № 36, лл. 89-91 об.
Примечания:
1) Так в подлиннике.
2) "всегда" написано над двумя густо зачеркнутыми словами.
3) Написано над густо зачеркнутым словом.
4) Часть текста вырвана с сургучем, за обрывом зачеркнуто: "как".
5) Первоначально ."допускающий".
6) Перевод: "Делай то, что надо — и будь, что будет" (франц. яз. )
501) И.А.Вельяминова Н.Н. Муравьев хорошо знал по совместной службе на Кавказе до 1827 г. Иван Александрович Вельяминов (1771 — 1837) — генерал-лейтенант, с 1818 г. командовал 20-й пехотной дивизией и был начальником штаба Отдельного Кавказского корпуса. В марте 1827 г. он был уволен одновременно с А.П.Ермоловым. С 1828 г. командовал Отдельным Сибирским корпусом, а затем был генерал-губернатором Западной Сибири. Н.И. Лорер в своих "Записках" так характеризовал его: "Вельяминов был добрый старик, занимался много литературой, читал много, был в переписке с Гумбольтом, но дурно управлял огромным краем, ему вверенным. Впоследствии ... он не ужился с Муравьевым, и их обоих перевели в Россию — Вельяминова в Военный Совет, а Муравьева в Архангельск" ("Записки декабриста Н. И. Лорера", М., 1931, стр. 168).
Печатается по кн.: Из эпистолярного наследия декабристов. Письма к Н.Н. Муравьеву-Карскому. Том I. Москва 1975. Под редакцией академика М.В. Нечкиной. Текст писем к печати подготовили научные сотрудники Отдела письменных источников Государственного исторического музея И.С. Калантырская, Т.П. Мазур, Е.И. Самгина, Е.Н. Советова. Вступительная статья и комментарии И.С. Калантырской Перевод писем с иностранных языков Е.Н. Советовой. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.