Тобольск. 21 октября 1833.
Любезный брат и друг Николай!
Благодарю тебя, любезный брат, за твои два письма из Константинополя и Феодосии, и за присылку достопамятного образа И. Крестителя. Сей последний знак дружбы твоей принимаю с особым благоговением, ибо и сын мой назван Иоанном в честь сего великого святого, большого, как говорил спаситель, из всех рожденных от людей! Мне чрезвычайно приятно, что ты избрал меня для имения в доме нашем сего изображения, изображения такого мужа, который должен был непременно предшествовать спасителю мира, который всегда и ныне предшествует ему 1) во всякой душе, где ему угодно устроить жилище свое; поелику без покаяния не может совершиться спасение; без истления 2) - возрождения, без крещения - восстановления! а Иоанн есть проповедник покаяния.
Я также писал тебе несколько писем, любезный друг, не знаю, получил-ли ты их все? Если получил, то уже знаешь, каково мне здесь. Но ежели хочешь еще лучше и подробнее знать о всем до меня касающемся, mо пошли к отставному коллежскому ассесору Травинскому, который в Петербурге, и бывает у брата А. Мордвинова и у брата Сергея. Рас[с]проси его и он все подробно тебе рас[с]кажет. Прошу тебя приласкать его, ибо он пострадал частью за меня, и есть чиновник весьма способной, честной и непоколебимой нравственности. Прошу тебя еще, любезный друг, пособлять ему в жизни в Петербурге и по определению в службу; он оправдает твою доверенность и ходатайство. Познакомь его с министром финансов; прими его как домашнего, ибо он и у нас был также принят. Он все тебе подробно и справедливо расскажет - что здесь делается! Я тебе писал в последнем письме, что Вельяминов, управляемый чиновником особых поручений Кованькою, хочет меня замарать во мнении государя императора, ни почему другому как только для того, что я стремлюсь к искоренению зла и злоупотреблений, которых здесь чрезвычайно много. Ныне-же должен уведомить тебя, что недавно получено здесь о переводе по высочайшему повелению, - Кованьки в Петербург на службу. - Сие распоряжение исполнившее радостью сердца угнетенных, разъярило Вельяминова до того, что он положил уже непременно меня погубить во что бы то ни стало. Сие известно не только мне, но и многим другим. Кованько продолжает и по сие время поджигать его против меня, и несмотря на то, что по высочайшему повелению переведен, продолжает по сие время исполнять при Вельяминове прежнюю свою обязанность; говорят однако, что он собирается ехать в Петербург в начале ноября. - Погубить же хочет меня Вельяминов, как слышно, чрез посредство графа Александра Ивановича Чернышева. Хотя я уверен в справедливости графа, и что он разберет истину и ложь, которую бы
// С 266
мог Вельяминов ему представить; но прошу тебя заступись в сем случае за меня. Если бы я знал за собою что либо к чему привязаться можно, чтобы мне повредить, то написал бы тебе непременно; но перед господом богом свидетельствую, что я совершенно во всем чист; и что все, что Вельяминов выдумает на меня - есть и будет одна гнусная клевета. Но как бы то ни было, доколе не откроется истина - можно быть подвержену худому мнению, что для меня и особенно в моем положении крайне будет прискорбно. —
При сем не излишним щитаю уведомить тебя, любезный друг, что я на всяком шагу, где только стремлюсь соблюсти по долгу совести и присяги, какую-либо выгоду казенную, воспротивиться какому-либо злоупотреблению, восстановить какой либо порядок и проч., что я на всяком шагу должен поступать как самый хитрый полководец, скрывающий все свои движения от неприятеля; и вообрази, о стыд! что я в числе неприятелей сих должен щитать тех и того, которые должны бы мне способствовать и даже побуждать меня к тому! - Все это истинно должно тебе казаться невероятным.
Как все, что я тебе пишу, останется между нами, и как ты, любезный брат, теперь такое лицо, которому могут быть известны некоторые обстоятельства гражданские, ибо при случае, известность сия может и для тебя быть полезною, то я приведу несколько разительных примеров.
1) Я ездил обозревать несколько округов губернии. - За мною секретно послан человек, чтобы наблюдать за моими действиями, и за теми, кто мне жаловаться будет. Я сие знаю, но доказать не могу; да и никто сего не в состоянии доказать, хотя некоторые3) о том и говорили.
2) Урожай на хлеб здесь ныне был весьма порядочный. Крестьяне продавали муку по 70 и 80 копеек за пуд на сельских ярмарках. А справочные цены в том же самом месте подняты в 1 р. 20 копеек за пуд без провоза. Производятся торги на военные провиантские магазейны; я стараюсь понизить справочную цену в пользу казны и так, чтобы и крестьяне имели свои выгоды от продажи хлеба, т. е. стараюсь, чтобы цены были около одного рубля за пуд. На торгах крестьяне начали спускать цену — я уже радовался выгоде доставляемой Казне, которая столько должна кормить ныне губерний; но пришло дело к переторжке - и вдруг все крестьяне отказались, — а некоторые купцы остановились на весьма высоких ценах. - Я узнаю, что было из под руки велено, чтобы никак цен на муку не понижать. Я и сего не могу доказать формально. Но оно так. - Не разбой-ли, не грабеж ли это! - Во первых, исправники, поднявшие справочные цены - находятся под особым покровительством Главного Управления; - их тронуть нельзя. Во вторых, сии самые исправники имеют собственные свои хлебные запасы, которые под чужим именем продают в казну - беззаконие! — Узнавши это под рукою; я послал производить о том следствие - оно еще не кончено и может быть и не начато, ибо все хотящие исполнять свой долг — так напуганы; что боятся пикнуть и готовы от всего отказаться.
Много, очень много еще писал бы тебе, любезный друг, о здешнем, но боюсь, чтобы не навлечь себе неприятностей, помещая такие вещи в письмах, тем более, что формального мало - а все делается из под руки, осторожно. Травинский может многое тебе рас[с]казать; а что он говорить станет — тому верить можно.
Я слышал, что брат Сергей женился без позволения отцовского. Что ты об этом думаешь? прошу меня уведомить. Ужели батюшка ему не простит? Вить уже поправить нельзя!
Ожидаю от тебя скоро письма, мой любезный друг; и скоро еще тебе напишу. Обнимаю тебя и любезную Наташиньку всем сердцем, твой друг верный
А. Муравьев.
Твой адъютант Иоанн Муравьев свидетельствует своему дяде и генералу - почтение.
Книга № 36, лл. 122-123 об.
// С 267
Примечания:
1) Далее густо зачеркнуты два слова.
2) Слово неразборчиво, возможно и другое прочтение.
3) Написано над густо зачеркнутым словом.
Печатается по кн.: Из эпистолярного наследия декабристов. Письма к Н.Н. Муравьеву-Карскому. Том I. Москва 1975. Под редакцией академика М.В. Нечкиной. Текст писем к печати подготовили научные сотрудники Отдела письменных источников Государственного исторического музея И.С. Калантырская, Т.П. Мазур, Е.И. Самгина, Е.Н. Советова. Вступительная статья и комментарии И.С. Калантырской Перевод писем с иностранных языков Е.Н. Советовой. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.