ОБЩИЙ ОБЗОР
Согласно с Высочайшею волею, выраженною Вашим Императорским Величеством в минувшем году, я вменяю себе в обязанность представить при сем на благоусмотрение Ваше обзор нравственно-политического состояния и главных управлений России. Обзор этот основан на сведениях, почерпнутых из разных источников, наиболее достойных доверия. Он заключает в себе предметы, не вошедшие в общий мой годовой отчет.
В 1857 году внутреннее положение государства заслуживало особенного внимания. Важные преобразования, в нем произведенные, как то: уменьшение армии и флота, сокращение штатов, понижение банковых процентов, изменения в тарифе, в особенности же мероприятия к улучшению быта помещичьих крестьян 1, должны были неминуемо возбудить некоторое волнение в умах, и потому направление их требовало самого бдительного наблюдения. Для достижения этой цели, независимо от средств, употребленных по всем губерниям со стороны Корпуса жандармов, тайный надзор за сословиями здешней столицы усилен был совокупным, единодушным действием III отделения с местною полициею и увеличением способов сей последней. Кроме того, по взаимному соглашению с Наместником Царства Польского 2 мы сообщали друг другу все данные, которые могли подавать повод к малейшему подозрению в нарушении общественного порядка. Соединенные таким образом меры послужили к обнаружению проявлявшихся иногда неудовольствий на разные нововведения или опрометчивых суждений о распоряжениях высшего начальства; но неблагоприятные последствия, которые бы могли от этого произойти, предупреждались вовремя, и Отечество наше было бы вполне счастливо, если бы все лета его существования протекали также благополучно, как 1857 год. За продолжение подобного спокойствия, конечно, ручаться нельзя, ибо теперь, при безнравственности, которая, к прискорбию, позорит род человеческий, самые лютые злодеяния совершаются с непостижимою неожиданностью; но до сих пор нет еще положительной причины полагать, чтобы у нас, между русскими, гнездилось где-либо злоумышленное противодействие правительству или чтобы составлялись тайные общества с намерением произвести политический переворот.
Впрочем, так как в настоящих обстоятельствах ничем не должно пренебрегать, то в С.-Петербурге наблюдение учреждено было даже за собраниями, принявшими название фаланстера. Члены сих собраний принадлежат к разным званиям и во взаимных своих сношениях придерживаются равенства. Они занимаются музыкою, сочинением стихов, веселыми разговорами и, по-видимому, не имеют решительно никакой политической цели, но, тем не менее, дальнейшее развитие подобных сборищ, не отличившихся, во всяком случае, строгою нравственностью, казалось неудобным. Внушения, сделанные главным приверженцам фаланстера, получили желаемый успех, и в течение нынешней зимы члены оного собирались только частями четыре или пять раз.
Кроме сего, в июне минувшего года получено было безымянное письмо о существующем будто бы в России обширном заговоре, члены коего должны собраться в Москве, а потом в течение ярмарки в Нижнем Новгороде. Несмотря на неправдоподобие этого извещения, опытный чиновник был командирован в Москву, где сочинительница письма, выдававшая себя за воронежскую помещицу, обещала по условленному знаку явиться к посланному отсюда лицу, дабы указать ему на заговорщиков и доставить случай с ними познакомиться. Мнимая эта помещица не явилась, и хотя письмо, вероятно, было послано только с тем, чтобы тревожить правительство, но командированный чиновник тщательно следил за содержанием оного как в Москве, так и в Нижнем Новгороде во время съезда туда помещиков и дворян из разных губерний и лично мог убедиться, что там не было ни подозрительных сходбищ, ни признаков существования заговора.
Из разных мест Империи поступало еще несколько других доносов о готовящихся будто бы в России преступных замыслах, но по самым тщательным разысканиям доносы эти нигде не подтвердились.
Весною прошедшего же года приехал из Лондона американский подданный Эрнест Никола, который, проведя несколько времени в С.-Петербурге, Москве, Варшаве, Гродненской губернии, Киеве, Одессе, Кишиневе, за Кавказом, арестован был в Тифлисе и доставлен сюда вследствие сделанного им объяснения, что он послан в Россию лондонским демократическим обществом для покушения на жизнь Вашего Императорского Величества. Допросы, произведенные здесь Эрнесту Никола, убедили в том, что он был употребляем за границею демократическими обществами для развозки их переписки и много знает об их предположениях; что же касается до главного его показания, то о нем нельзя еще было сделать основательного заключения, так как оно не подкреплено никакими доказательствами. Теперь ожидаются по этому предмету разъяснения из Парижа, ибо по отзыву посла нашего 3, которому показания Эрнеста Никола были сообщены, они с первого взгляда показались имеющими некоторое сходство с данными французской полиции.
Ныне же наместник Царства Польского доставил полученное им от директора ганноверской полиции показание задержанного в Мангейме польского беглеца Альберта Валенкевича о действиях Лондонского центрального революционного комитета, который состоял из главных, известных в Европе демагогов, как-то: Ледрю Роллена 4, Бланки 5, Мацини 6, Кошута 7 и проч., высылает будто бы в настоящее время эмиссаров для приобретения соучастников меж университетскою молодежью. Валенкевичем названы эмиссары пропаганды во Франции, Швейцарии и Германии и поименованы книгопродавцы в Берлине, Бреславле, Лейпциге, которые занимаются распространением возмутительных сочинений.
Князь Горчаков, не давая большой веры словам Валенкевича, продолжает, однако, поверку оных в отношении к названным в числе эмиссаров нескольким польским выходцам. Со стороны же III отделения имеются в виду имена всех вообще лиц, встречающихся в показаниях Валенкевича, на случай появления которого-либо из них в пределах Империи.
Наконец, из Бухареста получены телеграфические известия об отправлении из Галац в С.-Петербург с злыми замыслами трех эмиссаров, из коих названы венгерец Ладислас и итальянец Жакомо: имя третьего осталось неизвестным. За прибытием этих лиц имеется наблюдение, и вообще меры предосторожности против всякого посягательства на общественное спокойствие будут принимаемы со всем возможным усердием.