О РАСПОЛОЖЕНИИ УМОВ
Внимательно следя за расположением умов, высшее наблюдение ежегодно имело утешительную обязанность свидетельствовать о чувствах верноподданнической любви и преданности русского народа во всех его сословиях к Государю и всей Императорской Фамилии. И на сей раз высшее наблюдение может лишь повторить неоднократно уже сказанное. Безусловная любовь и неограниченная преданность к Царю принадлежат, так сказать, к природе русского народа, и чувства сии при всяком случае, прямо до лица Государя или до Царственного Его Семейства относящемся, разительно обнаруживаются.
Последовавшее 17 декабря бедствие - истребление пламенем Зимнего дворца 1 - послужило новым доказательством того сердечного участия, которое народ всегда принимает и в радостях и в печалях Венценосцев своих. Вид народа представлял в эту бедственную ночь что-то неизъяснимо великое! Не было слышно того шума, того говора, тех различных толков, которые обыкновенно при пожарах в толпе существуют. Здесь господствовала тишина; жители столицы, со всех концов города сбежавшиеся, стояли вокруг пылающего дворца в безмолвии; они с ужасом и вместе с тем с каким-то благоговением смотрели на это разрушение царственного дома. Им сначала не верилось, чтоб мог сгореть дворец, но когда, наконец, увидели его всего объятого пламенем, тогда изумились этому огромному происшествию; втихомолку изъявляли один другому свой ужас, свое соболезнование, и ведая свойства Государя, пренебрегающего всякою опасностью, сообщали друг другу опасения свои о Нем. Многие плакали; мы были свидетелями, как одна женщина, по-видимому из простого звания, заливалась слезами и громко рыдала. «О чем же ты так плачешь», - спросили ее. - «Ах, - отвечала она, - ведь Он Сам, наш Батюшка тут жил!» Войско, поставленное для составления цепи вокруг дворца, с особенным усердием исполняло порученное ему дело: и самые солдаты, не говоря уже об офицерах, не только с обычною им дисциплиною строго держались данных им приказаний, но каждый из них со сметливостью делал свои распоряжения, придерживаясь и самого смысла полученного им приказания. Казалось, что они действуют в собственном своем деле, и каждый из них представлял из себя как бы некоего полицмейстера, и народ охотно им повиновался. Государь Сам изволил быть свидетелем, в каком порядке и с каким рачением действовали нижние чины гвардейского корпуса, употребленные во внутренности дворца для переноски вещей; любопытно было слышать, с какою бережливостью они обращались с каждой даже маловажной вещью. Всякую безделицу, которую знали принадлежностью кого-либо из Императорской Фамилии, несли они как бы некую святыню и клали на назначенное место. Бедственная ночь с 17 на 18 декабря, конечно, не могла не огорчить сильно Государя, но мы можем утвердительно сказать, что горесть сия глубоко и искренно разделялась всеми сословиями жителей северной нашей столицы. Таковое участие несомненно послужит лучшим утешением для Его Величества, доказывающего всеми действиями Своими, сколько Он дорожит любовью Своих подданных.
На другой же день купечество здешнее и некоторые дворяне просили принять пожертвования их на постройку дворца; но Государь не соизволил на сие приношение. Какая разительная разность в сем случае представляется с тем, что мы видим во Франции и Англии: там в парламентах представители народа спорят о доходах королевских; у нас, напротив, Царь отклоняет приношения своих подданных, которые бы счастливы были пожертвовать Ему своим достоянием. Когда первые впечатления, произведенные разрушением дворца, несколько охладились; когда узнали, что Государь остался невредим, что Он принял бедствие сие как испытание, Свыше Ему посланное, и с смирением христианина без ропота, без уныния ему покорился; когда услышали, как Он с обычным Ему хладнокровием и благоразумием во все время пожара делал Свои распоряжения, обращая главнейшую попечительность на то, чтобы люди, бывшие в дворце, не подвергали себя излишней опасности и были все спасены; наконец, когда узнали, что Его Величество, постигая, сколь ничтожно в денежном отношении для Царя русского истребление одного дворца, объявил, что немедленно будет приступлено к возведению его вновь, тогда внимание публики обратилось к причинам пожара. Строго укоряли дворцовое начальство, особенно когда дошли сведения, что пожар произошел не мгновенно от чьей-либо неосторожности, но что огонь таился уже несколько дней и что несколько дней слышался в дворце дым. Вообще даже не могут постигнуть подобного небрежения, тем более что князь Петр Михайлович Волконский 2 в общем понятии всегда слыл за человека скорее пугливого, нежели беспечного и даже мелочно точного в исполнении своих обязанностей. Не менее того настоящий случай сильно возбуждает против него всю здешнюю публику.
И нынешнее путешествие Государя 3 повсюду ознаменовано было восторгом народа зреть своего Царя. Смотр войскам в Вознесенске величием своим, как свидетельствуют очевидцы, превышает всякое описание 4: с восхищением рассказывали о великолепном выезде Государыни Императрицы, представлявшем зрелище необычайное; с удивлением говорили о красоте и стройности многочисленного собранного там войска и о неутомимой деятельности Государя. Относительно духа сего войска мы приведем точные слова сообщенных высшему наблюдению сведений из источника достоверного: «По всем точнейшим разысканиям и тщательным расспросам я убедился, что в войсках сих существует наилучший дух, который доходит даже до энтузиазма. Приехав в Вознесенск еще прежде Государя, я видел, как сии же самые войска маневрировали и проходили пред графом Виттом 5; оно было очень хорошо, прекрасно, но мы увидели совсем другое, когда войска сии предстали пред Государя: казалось, то было совсем иное войско; казалось, что и люди, и самые лошади друг пред другом соперничествовали, дабы заслужить одобрение Государя». Излишне бы было далее о сем предмете распространяться; Его Величество Сам изволил быть свидетелем, с какою радостью собранное в Вознесенске войско Его приветствовало, и сердце Его, конечно, умело оценить сию награду единодушную для Царя за труды Его и попечение о благе своих подданных. И самые иностранцы, приглашенные в Вознесенск, были приведены в изумление величием всего того, что там видели. Не всем им, конечно, было сладко зреть на могущество русского Царя, окруженного на границах Царства Своего многочисленным, великолепным и обожающим своего Государя войском. Все иностранные журналы возвестили о Вознесенском смотре; но так как нельзя же было не примешать какой-нибудь глупости, то и изобрели они нелепость о привезенных будто бы в Вознесенск женщинах для забавы иностранцев!
В числе прочих войск, бывших в Вознесенске, находилось там и 24 эскадрона кантонистов6, которые стройностью своею, ловкостью и сметливостью обратили на себя всеобщее внимание. Вникая в образование, получаемое сею молодежью, многие сделали замечание, что оно несоответственно будущности их и что образование сие, быв распространено в значительной массе людей простого звания, которые впоследствии войдут в ряды простых солдат, может произвести значительный вред.
Из числа распоряжений, сделанных графом Виттом по случаю Вознесенского смотра, одно оказалось весьма стеснительным. Оно состояло в том, что на генералов и полковых командиров было возложено снабжать всем нужным посетителей, прибывших в Вознесенск: они обязаны были доставлять им продовольствие, экипаж, мебель и прислугу без всякого за то вознаграждения. Это исполнено было со всею точностью, но для большей части было крайне отяготительно, и хотя никто гласно на сие не жаловался, но все почти роптали.
Посещение Государем Грузии и Армении произвело на тамошних жителей весьма сильное впечатление. Вот краткое извлечение из разных полученных оттуда писем: «Восторг наш справедлив и чистосердечен. Ничто и никто не может сравниться с великодушием, вниманием и неутомимостью нашего могущественного Царя. Получены были известия о посещении Монарха; и верили, и сомневались. Дальнее, многотрудное путешествие казалось преградою7. Наконец совершилось неимоверное и важное событие: появление Императора оживило всю страну Азии, и все племена изумились. Мужественный и величественный вид Венценосца, соединяющего с тем вместе кротость и правоту, поистине одушевил всех и каждого. Всякое описание приезда Государя в Армению будет слабо; невозможно изобразить того, что чувствовали, и что поднесь ощущают. Все сердца воспламенились новою силою и живейшею преданностью к своему земному Богу, сияющему не властию, но справедливостию. Это было шествие благодати, от которой ожидают плодов благоустроения; торжество незабвенное, единственное; как солнце на Арарате показалось и вдруг и далеко удалилось. Восхитило прибытие Императора, но более еще восхитили возвышенные чувства Монарха. Врата правосудия отверзлись. Соломон наш явился в своем блеске! В быстрое появление Его Императорского Величества не укрылись тайные неправды. Даруй, Боже, счастливых перемен к лучшему и прочному. Общие, единые моления, о долготе благотворных дней обожаемого Царя. Да исполнителя священной Его воли и спасительной Его цели шествуют по прямой стезе благоустроения и правоты, тогда оснуется добро, счастие, благосостояние многих подвластных и приверженных подданных; тогда будет процветать страна отдаленная, требующая сердобольных руководителей и мудрых правителей, подвизающихся с верою, с совестью, с знанием и с опытностью». Пример строгости, употребленной Государем Императором в Тифлисе над князем Дадианом, сколь он ни представляется необычайным, не дал, однако, повода между здешними военными к невыгодным толкам 8. Вообще признавали, что неимоверные злоупотребления сего бывшего полкового командира требовали и примерного наказания и что Государю, посетившему край столь отдаленный, в который с трудом может достигать наблюдение высшего правительства, надлежало ударом сильным остановить, по возможности, возродившееся там зло, тем более что многие другие полковые командиры закавказских войск не чужды подобных злоупотреблений, почитая вверенные им полки как бы своими отчинами.
Напротив того, устранение генерал-адъютанта Муравьева 9 от командования корпусом не было принято с одобрением. Таковая мера взыскания показалась слишком строгою в отношении к генералу, всею армиею уважаемому, отличившему себя во всех войнах настоящего царствования и удостоенному Его Величеством в 1833 году особенным знаком доверия, возложением на него весьма важного поручения, с успехом им исполненного. Вообще жалеют сколько о самом Муравьеве, столько и том, что Государь лишается полезного Ему в военное время слуги.
Нынешний 1837 год ознаменован важным для России событием - путешествием Наследника Престола 10. Доселе мы мало имели случая в обозрениях наших говорить о Его Императорском Высочестве; круг Его действий ограничивался одними Семейными отношениями и отношениями к лицам, Его окружающим, но ныне сие будущее Солнце России появилось на нашем горизонте и озарило его светом Своих прекрасных, истинно ангельских свойств. С каким же восторгом и Россия Его приветствовала! Нельзя без умиления читать описания того восторга, которым одушевлялся народ повсюду, где появлялся Наследник. Путешествие Его уподоблялось некоему торжественному шествию: жители съезжались, сбегались в города, чтобы Его увидеть. Они проводили целые дни и целые ночи на улицах и площадях, ожидая Его прибытия. Местные начальства, дворянство, купечество повсюду изыскивали, изобретали наперерыв одни пред другими, чем бы достойно приветствовать, угостить неоцененного посетителя; но лучшее угощение заключалось в сердечных всех чувствованиях, во всеобщей радости и в неописанном восторге. Государь Наследник приветливым обращением Своим, соединенным с прекрасною Его наружностью, добротою Своею, проницательным умом и обширными Своими познаниями, выражавшимися в замечаниях Его о предметах, повсеместно представленных Его обозрению, всех очаровал, всех к себе привязал и произвел всеобщее изумление. Память Его путешествия неизгладимо напечатлелась в умах и сердцах всех тех, кои осчастливились Его лицезрением, и еще паче в памяти тех, кои удостоились Его разговора.
Вот, что писал начальник II округа корпуса жандармов 11 о чувствах, возбужденных в жителях Москвы посещением Государя Наследника:
«Все сословия от высшего до низшего, все разнородные круги московского общества, все мнения, никогда до сих пор несогласующиеся между собой, на сей раз были согласны. Охотники порицать безотчетно, люди, поставившие себе за правило ничего не хвалить, наконец, даже люди, злоречивые по характеру - отсутствием которых никакое общество в мире похвалиться не может, - все были увлечены одним чувством. Похвала Наследнику сделалась общею истинною народною мыслью, которую искренно невольно повторял каждый. Всем нравилась Его прекрасная наружность, выражение сердечной доброты во всех словах и движениях, приветливое, ласковое обращение и при всем этом необыкновенное по летам какое-то достоинство, разлитое во всей Его Особе. С восхищением видели в Наследнике Высокое Лицо, беспримерное в русской истории, как в нравственном, так и в политическом отношении: Император, царствующий, ищет всеми средствами любви народной Своему преемнику, не опасаясь умалить силу этой любви к Себе Самому. Все знали, что изъявление преданности и восторга, возбуждаемого присутствием Наследника, будет приятно Императору, что можно торжественно поклоняться будущему светилу без опасения оскорбить настоящее. Одним словом, появление Государя Наследника в Москве Одного с личною самобытностью по совершении Им большей половины путешествия по России, оставившего везде следы Своего внимания, участия и прекрасного сердца, произвело общий восторг».
Недоступно нашему заключению, в какой степени полезно было для Государя Наследника путешествие Его в отношении познания местностей России. Многие полагают, что столь быстрое протечение огромных пространств и обозрение в короткое время столь великого числа губерний по разнородству жителей их, произведений, промышленности и даже быта народного едва ли могло доставить Его Высочеству основательное понятие об обозренных Им краях и что даже таковое множество виденных Им в самое короткое время предметов могло произвести некоторую сбивчивость в понятиях Его об них. Что же касается до пользы политической, моральной, сим путешествием достигнутой, то оная по всеобщему всех разумению огромна. Наследник и народ российский взаимно познакомились, полюбили друг друга и соединились узами неразрывными 12. Пусть, говорят, Наследник теперь путешествует по землям иностранным, пусть встретит в них предметы приятные, забавы, веселья, они, наверное, не изгладят в сердце Его тех впечатлений, которые врезались в Него искреннею любовью и преданностью, изъявленными Ему народом русским.
Путешествие Государыни Императрицы с Великою Княжною Марией Николаевной 13 равномерно повсюду было ознаменовано радостными приветствиями народа. Посещение Ее Величеством города Воронежа для поклонения Святым Мощам Угодника Митрофания произвело самое благоприятное впечатление не только на жителей Воронежа, но и на здешнюю публику как знак особого Ее Величества благочестия, являющего в Ней истинно российскую Царицу.
Сведения о духе жителей Польских губерний показывают, что расположение их к правительству ежели и не совершенно враждебно, то по крайности весьма сомнительно и что продолжение самого бдительного за ними надзора необходимо. Это заключение выводим мы об общей массе населения тех губерний, но среди того населения есть многие, которые, постоянно упорствуя в ненависти своей к правительству, продолжают питать безрассудные свои мечты и стараются сколь возможно распространять понятия сии и чувства между соотечественниками своими. Действуя с крайнею осторожностью, с большою скрытностью и, так сказать, урывками, при встречающемся каком-либо кажущемся им благоприятном для них обстоятельстве, они в поступках своих едва ли уловлимы *. Всякое следствие ничего бы не обнаружило, а произвольные строгие меры над подозреваемыми произвели бы одно лишь новое против правительства неудовольствие, имея вид несправедливости. Нам и самим трудно бы было в сем случае дать определительные **, точные указания, но получаемые по сему предмету от разных источников сведения не могут, однако же, не убедить высшее наблюдение в справедливости нами сказанного. Впрочем, должно присовокупить к сему, что влияние подобных беспокойных умов видимо с каждым годом уменьшается, и сами они начинают терять надежду в успех своих происков, видя бесполезность оных в продолжении последних шести лет, протекших с возмущения в Царстве Польском. За всем тем, однако же, мы повторяем, что продолжение неослабного надзора необходимо, и высшее наблюдение, держась неукоснительно сего правила, бдительно следит все получаемые указания и с тем вместе каждый раз поставляет о них в известность местные начальства.
Последовавший 1 января сего года Высочайший Указ о передаче духовных дел греко-униатского исповедания в ведение обер-прокурора Святейшего Синода 14, как видно из собранных сведений, ни на духовенство греко-униатское, ни на жителей сего исповедания не произвел никакого вредного впечатления. Духовенство, приготовленное уже введенными в образ богослужения униатского переменами к той мысли, что правительство имеет намерение присоединить униатов к греко-российскому исповеданию, полагает, что настоящее распоряжение есть предварительный знак, что скоро последует повеление о совершенном уничтожении и присоединении унии к православию. Многие из униатских священников, особенно те, кои пообразованнее, даже довольны распоряжением о передаче дел их в ведение синодального обер-прокурора в надежде, что это распоряжение послужит к устройству в духовенстве их порядка, которого доныне не было, и что дела их получат приличнейшее направление. На простой же народ униатского исповедания, находящийся в крайнем невежестве, совершенно равнодушно ко всему до религии относящийся и едва имеющий понятие о различиях вероисповеданий, упомянутое распоряжение правительства решительно не произвело никакого действия. Но католическое духовенство, видя в распоряжении правительства новый шаг к совершенному присоединению униатов к греко-российской церкви, весьма оным недовольно. Влиянием своим оно умело распространить таковое неудовольствие свое и между помещиками и другими жителями католического исповедания, внушив им мысль, что нынешнее распоряжение правительства будет иметь последствием присоединение волею или неволею и самых католиков к православной церкви. Мысль сия значительно уже распространена ими особенно в Белорусских губерниях, где она составляет почти общий предмет толков, даже в кругу самых образованных людей.
В Царстве Польском расположение умов к правительству равномерно ненадежно. Жители тамошние требуют продолжения неукоснительного наблюдения за ними. Они остаются неисправимы, и, нисколько не убеждаясь в истинных своих пользах, не перестают питать себя бессмысленными мечтами своими о независимости от российского правительства и с крайним неудовольствием принимают всякую меру, долженствующую сблизить и слить их с Россиею. С давнего времени, - писал генерал-лейтенант
Головин 15, - ни одна мера правительства не производила в Варшаве столь сильного впечатления, как вновь сделанное подтверждение о недозволении принимать на будущее время в государственную службу чиновников, не знающих русского языка. Жители Польши постигают истинное направление сего постановления и предвидят, какое важное влияние оно должно иметь на будущность края, а в особенности на воспитание юношества. От того мера эта крайне раздражает так называемых патриотов.
Объявление об издании в Варшаве с начала 1838 года на русском и на польском языках официальной газеты послужило новым доказательством худого расположения умов. Хотя газета сия, в которой будут помещаться все Высочайшие Указы, постановления и распоряжения, относящиеся к Царству Польскому, по содержанию своему должна быть не только любопытною, но и необходимою для всех сословий, невзирая, однако ж, на то, ни один частный человек в Царстве Польском не подписался на оную.
Множество было в нынешнем году доставлено от посольств наших в чужих краях, особенно же из Парижа от графа Палена 16, сведений об отправленных будто бы в Россию и Польшу эмиссарах; но указания сии по самым тщательным изысканиям и по самому внимательному наблюдению не оправдались, за исключением только прибытия в здешнюю столицу в начале осени англичанина Брауна. До приезда еще его было получено случайным образом известие, что он отправлен из Англии обществом покровителей польских выходцев для собрания как в столицах, так и в Царстве Польском, разных сведений и для исполнения каких-то поручений. Сведения сии, хотя и были весьма неопределительны , но по ним можно было заключить, что англичанин Браун посылается с целью неблагонамеренною для нашего правительства, и потому немедленно по прибытии его сюда было ему сделано надлежащее внушение, убедившее его, что цель его приезда известна, и он, увидев себя обнаруженным, охотно последовал данному ему совету возвратиться, откуда приехал, и чрез несколько дней по прибытии сюда вновь отплыл на первом отходящем пароходе. Кажется вообще, что сколько польские выходцы не тормошатся и не храбрятся во Франции и в Англии, но что неудача, испытанная эмиссарами в 1833 году, отняла у них охоту к новым попыткам сего рода.
Много также было получено в сем году высшим наблюдением доносов о злоумышлениях, заговорах, существовании преступных скопищ и тому подобного. Большая часть сих доносов поступила от людей, за преступления в тюрьмах содержащихся, и хотя по сему уже одному не подлежали они доверию, но не менее того ни один из сих доносов не был оставлен без внимания и должного рассмотрения. Все те из доносителей, кои не согласились открывать мнимых тайн своих местным начальствам и штаб-офицерам корпуса жандармов или изложить оные на бумаге, были доставлены в С.Петербург, и здесь показания их рассмотрены с надлежащею осмотрительностью. Ни один, однако же, из сих доносов не оправдался; все они оказались или неосновательными, или намеренно вымышленными людьми, как сказано выше, содержащимися в тюрьмах, которые сим средством надеялись отдалить время ожидающего их наказания или получить возможность к побегу.
Здесь неизлишне будет упомянуть об одном весьма странном обстоятельстве, обнаруженном в Москве во время пребывания там Государя Императора: помещичий крестьянин самых ограниченных понятий, род юродивого, неспособный ни к какой почти работе, и по сей причине освобожденный даже своею помещицей от платежа оброка, слыша жалобы крестьян на помещиков и земские начальства, людей фабричных - на фабрикантов, солдат - на тягость службы, возымел мысль о составлении некоего посредничества между правительством и народом чрез избранных из среды народа представителей для улучшения быта простых людей. Мысль сию обдумывал он, как по исследованию оказалось, в продолжение нескольких лет и толковал о ней с разными людьми простого звания, которые его слушали и на которых он, невзирая на свою юродивость, имел в этом отношении и значительное влияние. Все это, однако, делал он, не полагая нисколько, чтоб замышлял что-либо противное правительству, ибо намеревался о сей мысли своей представить Государю и просить Его соизволения на приведение оной в исполнение; однако ж он не был к тому полицией допущен и взят ею и потом по Высочайшему повелению отправлен, согласно собственному его желанию, на житье в монастырь. Частный случай сей, взятый отдельно, конечно, сам по себе не представляет особой важности; но он невольно ведет к заключению, что и у нас в простом сословии народа могут порождаться мысли об изменениях в образе правительства для ограждения себя от притязаний и несправедливостей начальств своих и помещиков.
В начале сего года умер от полученной на поединке раны знаменитый наш стихотворец Пушкин. Пушкин соединял в себе два отдельные существа: он был великий поэт и великий либерал, ненавистник всякой власти. Осыпанный благодеяниями Государя он, однако же, до самого конца жизни не изменился в своих правилах, а только в последние годы стал осторожнее в изъявлении оных. Сообразно сим двум свойствам Пушкина образовался и круг его приверженцев: он состоял из литераторов и из всех либералов нашего общества. И те и другие приняли живейшее, самое пламенное участие в смерти Пушкина; собрание посетителей при теле было необыкновенное; отпевание намеревались делать торжественное; многие располагали следовать за гробом до самого места погребения в Псковской губернии; наконец, дошли слухи, что будто в самом Пскове предполагалось выпрячь лошадей и везти гроб людьми, приготовив к тому жителей Пскова. Мудрено было решить, не относились ли все эти почести более к Пушкину-либералу, нежели к Пушкину-поэту. В сем недоумении, и имея в виду отзывы многих благомыслящих людей, что подобное как бы народное изъявление скорби о смерти Пушкина представляет некоторым образом неприличную картину торжества либералов, - высшее наблюдение признало своею обязанностью мерами негласными устранить все сии почести, что и было исполнено.