Многоуважаемый Василий Васильевич,
Ваше огорчение, которое так ясно слышится в Вашем письме, поверьте, очень огорчает меня. Но как же тут быть? Надеюсь, что ни Вы, ни я не виноваты. Ничего я так не желал бы, как того, чтобы Вы могли действовать вполне самостоятельно, и это я Вам и предлагал. Не послать ли Вашу статью «Об орган, характере науки» в журнал «Вопросы» 1. А потом мне пришла еще мысль, что я могу ее отдать в «Журн. М. Нар. Проев.» на том основании, что она есть возражение на рецензию 2, и журнал некоторым образом обязан дать ей место. Хотите ли, я так сделаю? Что касается до «Русск. Вестника», то редакция мне же поручит составить о статье суждение, и у меня нет основания побуждать редакцию печатать, если я не убежден в пригодности статьи для литературного журнала.
Вы пишете о новой статье — «Место христианства в истории». Очень мне хочется ее прочесть, и заранее уверен, что она превосходна. Вот такими статьями о предметах общеизвестных и общеинтересных и нужно Вам завоевать себе имя. Отчего Вы мне ее не прислали? Не пришлете ли теперь? Вы пишете, кроме того, что она коротка. Отдельное издание чрезвычайно
невыгодно и в денежном отношении, и для известности, а помещение в журнале, напротив, хорошо и для того, и для другого. Наконец, оба способа можно соединить — напечатать в журнале и взять несколько сот оттисков, которые можно выпустить отдельно.
Итак, прошу Вас, ответьте мне хорошенько на следующие вопросы:
1) послать ли статью «Об орган, характере» в «Вопросы»?
2) не настоять ли на напечатании этой статьи в «Журн. Мин. Нар. Просв.»?
3) Не дадите ли «Место христианства» в «Русск. Вестник»?
«Крейцерова соната» есть вещь удивительная, одна из самых крупных вещей Льва Николаевича Толстого. Только на днях я перечитал ее, но еще долго придется об ней думать. Она не будет напечатана в Журнале, а отдельно, и я Вам пришлю ее.
Много читал я и «Вопросы» 3 — очень, очень слабо пишут. Вспоминая именно обработанность 4 Вашей речи, я подумал, что она в сто раз достойнее красоваться на подобной превосходной бумаге. Но попробуйте посмотреть на предметы, о которых идет речь, и Вы увидите, чем они берут. Прошу Вас, подумайте, что Вы можете ошибиться в смысле тех упреков, которые нашли в моем письме. Какое я мог иметь побуждение быть к Вам несправедливым? Напротив, все меня располагало и располагает в Вашу пользу.
Ваш искренно преданный Н. Страхов.
1889, 20 ноября. Спб.
Примечания
1. Т. е. «Вопросы философии и психологии» Н. Я. Грота. Примеч. 1913 г.
2. Т. е. на рецензию Н. Н. Страхова; значит это была статья, разъясняющая книгу «О понимании». По всему вероятию, она и была неудачна, и Страхов справедливо не знал, что с нею делать. Но у меня нет никакого воспоминания о статье. Примеч. 1913 г.
3. Т. е. «Вопр. философии и психологии». Примеч. 1913 г.
4. Ничего в жизни никогда не обрабатывал, кроме двух единственных статей: «Цель человеческой жизни» и «О грех принципах человеческой деятельности» (редакции 3—4 каждой): и они — тянутся томительно, как мочалка. Книга «О понимании» (737 стр.) вся была написана совершенно без поправок. Обыкновенно это бывало так: утром, в «ясность», глотнув чаю, я открывал толстую рукопись, где кончил вчера. Вид ее и что «вот сколько уже сделано»: — приводил меня в радость. Эту радость я и «поддевал на иголку» писательства. Быстро оторвав утолок бумажки, я мелил под носом, и, как был в очаровании — мелилось хорошо. Это продолжалось минут 15—20—30 (не больше) — величайшего напряжения мысли, воображения, «надежды и добра», пока душа почувствует усталость. В этом «намеленном» я никогда ничего не поправлял и не было никогда ни одного зачеркнутого слова. Тогда (отдых) я придвигал толстую тетрадь (в формат листа, — великолепной рижской бумаги) и переписывал красиво, счастливо, спокойно «накопленное богатство». Это, — что «богатства еще прибавилось», — снова приводило меня в счастье, между тем за время переписывания душа отдохнула; и когда переписка кончалась — душа, как свежая, вновь кидалась в пар изобретения, «открытий», «новых мыслей», тонов и переливов чувства, тоже минут на 20, и все это опять мелилось на новом уголке бумаги. Так написана была книга, в которой, так. обр., не было зачеркнуто ни одного слова. Но, разумеется, так и смысл книги сложились в голове задолго до «как сесть за нее»: однако страницы изобретались «туз за писанием» и не были известны даже за полчаса до написания. Кроме схем, которые слагались годами. Примеч. 1913 г.
Здесь цитируется по изд.: Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – М., 2001, с. 46-47.