Многоуважаемый Василий Васильевич,
С большим огорчением принимаюсь за письмо к Вам. Статью Вашу я нахожу имеющею такие недостатки, что не могу взяться за ее пристроивание. И совсем не потому, что она составляет возражение против моей статьи, а потому, что она ничего ясного не представляет. В ней нет одной главной мысли, и я сам едва могу сообразить, что Вы хотите сказать. Не могу я рекомендовать статьи, которую не могу хвалить. И если Вы хотите выступить, проявиться среди большой публики, то разве можно это сделать статьей), на которую всякий посмотрит, как на непонятную загадку? О чем в ней говорится? Об органическом характере науки. Представьте человека, которому это дело новое: разве он получит разъяснение его из Вашей статьи? Разве можно ссылаться на свою книгу, как на что-то известное? Нужно писать так, чтобы и тот, кто не читал Вашей книги, понимал, что Вы говорите 1.
Все Ваши недостатки, т. е. Вашего писания, сказались в Вашей статье. Отвлеченно, неопределенно, без строгого метода и твердой цели.
Вот Вам возражение, которого я не хотел поместить в свою рецензию. Когда Вы говорите о науке, или о философии, то всем известно, о чем Вы говорите. Но что такое Ваше понимание? Вы позабыли его определить, — так определить, чтобы было ясно его отношение к науке и к философии. И конечно, оно не существует, как что-то выше их, или между ними 2.
В письме невозможно довести до конца эти объяснения. Мне очень хочется давать Вам разные наставления, но знаю, как это бесполезно, да и, боюсь, Вам будет неприятно. Скажу одно: пока Вы будете делать все порывом, наскоро 3, — ничего не будет хорошего. Жар — дело драгоценное, но нужно вполне владеть им. Из Ваших статей я нахожу обработанною только одну: «Проф. Тимирязев». Не вижу «Моск. Ведомостей», но уже недели две как мне присылали оттуда корректуру этой статьи, и я отправил ее назад с просьбою выслать Вам деньги и номера газеты.
Кстати: я Вам писал в ответ на то письмо, где Вы говорите о моей рецензии. Неужели Вы не получили? Я так и считал, что письмо — за Вами, а не за мною.
Не поверите, как это грустно. — отказывать Вам и противоречить. Вы меня немножко пожалейте. С великою радостью готов я хлопотать об Ваших статьях и держать их корректуру, но пусть статьи Ваши облегчают мне это дело, пусть будут ясны и привлекательны, чтобы весело было стоять за них, чтобы у меня их рвали из рук.
Простите меня. Слава Богу, я здоров, и в настоящую минуту очень занят. Кусков Вам кланяется. Попрошу его написать Вам об статье «Целесообразность и причинность» 4, которую он теперь читает.
Ваш искренно преданный Н. Страхов.
1889, 22 окт. Спб.
Примечания
1. Никакого воспоминания о самой статье, и, кажется, ее нет в моих рукописях и вообще «архиве ненапечатанного». Примечание 1913 г.
2. И «выше» и «между ними», насколько схема возможного (на строгих принципах построенная) может «очень просто» превосходить и быть вообще обширнее действительного, эмпирического... Страхов сам же в официальной рецензии сказал, что мною предложенный ряд наук неизмеримо обширнее всех до сих пор представленных так называемых «классификаций науки». Примечание 1913 г.
3. Книга «О понимании», однако, писалась пять лет, и я мог бы, но ни строки не выпустил раньше ее окончания, просто по «не хочется писать другое». Вообще я скорей страдаю специализацией внимания и интереса, чем их разъяснением. Прим. 1913 г.
4. Никакой памяти. Вероятно, главки книги «О понимании» под этими заглавиями. Примеч. 1913 г.
Здесь цитируется по изд.: Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. – М., 2001, с. 44-45.