Мне часто приходилось говорить с крестьянами деревни Д. по поводу покупки пустоши...

пт, 10/05/2012 - 12:08 -- Вячеслав Румянцев

Мне часто приходилось говорить с крестьянами деревни Д. по поводу покупки пустоши. Объезжая свою землю, я часто заезжаю и на эту межующую со мной пустошь, изъездил ее во всех направлениях и знаю ее хорошо. Место прелестное в хозяйственном отношении, даже красивое. Есть ручеек, есть хороший овраг, кое-какой лесишко, пустошки возвышенные есть, самые хлебородные места, — разумеется, по-нашему, по-смоленскому. Если кому купить в собственность, построиться да распахать — можно хозяйство вести: две деревни в руках, за «вскок», что наработают. Только вот денег ни у кого нет!

Проезжая по пустоши, я часто встречал там, особенно в покос, крестьян, которые мне все, как ближайшие соседи, хорошо знакомы. Давно уже советовался крестьянам купить эту пустошь, которую, я знал, продадут рублей за 25—30 десятину. Крестьяне обыкновенно го­ворили, что дорого.

— Дорого! Двадцать пять рублей за десятину — дорого! Да ведь «в вечность» купите! И дети, и внуки, и правнуки ваши будут за это поминать вас. Сколько лет после «Положения» вы за пользование этой пустошью работали барину, а пустошь все же его, а не ваша. А купите в вечность — всегда ваша будет. Да и пользуетесь как… только покосом, выгоном; по­косы вы не расчищаете, заросли на ляда жечь не можете, пустошный лес в порядок привести не можете, словом не можете «привести землю к делу». Стоит пустырь — пустырем всегда и останется, только конокрадам убежище. Пустота, дичь. И чем дальше, тем хуже покосы будут зарастать, травы будут выраживаться, косить станет нечего, будут только кусточки для выгона, а работать вы за них будете все то же, потому что вам без этого выгона трудно обойтись. Купите ж, раз заплатите; может, барин в рассрочку продаст на отработку. Трудно, положим, будет, но зато земля ваша будет в вечность. Вы ее скоро к делу приведете.

— Знамо дело.

— Лес приведете в порядок, и что закажете на дрова, то будет расти. Вам под рукою — древней усмотрите, чтобы никто не рубил. Вон, по оврагу крутая сторона, только под лес и годится; какой тут прежде лес стоял, а теперь что — одни баклуши да кустарник. Опять овраг: если его расчистить да ручью ход дать — какой покос будет. А и работы, если всей деревней выйти, всего на каких-нибудь два-три дня. Пустоши все возвышенные, земля самая хлебопашественная. Покосы плохие, вон уже часть стала зарастать белоусом: а если эти пустоши распахать — что тут хлеба взять можно! Сейчас, по пласту лен. К году что на льне взять можно, — втрое против того, что за землю платите. Ведь вам не батраков нанимать — сами обработаете с семьями. Что ни возьмете за семя и лен — все ваше; все же выгоднее, чем на сторону в заработки ходить. Видали, какой у меня под Дедовым на пустоши лен был?

— Видали, как не видать! нарочно ходили смотреть.

— А здесь чем хуже место? Теперь если по пластам даже овес посе­ять — тоже хорош будет к году. Какой у меня овес был на Ивановом ляде, тоже наверно видели? А потом по перелому если ж посеять!

— Известно, на переяловевшей земле, да если еще навозцу потрусить, хлеб будет добрый. — То-то! Тут и говорить нечего. Если бы вы купили эту землю, в несколько лет все деньги возвратились бы, а земля была бы ваша в веч­ность. И дети, и внуки, и правнуки поминали бы. За 25—30 рублей десятина «в вечность».

— Да как купить-то? Откуда денег взять?..

Блеснула было тогда надежда. Несколько лет тому назад разнесся слух, что один из крестьян деревни Д., старик Антон Бабьяк, должен получить двести тысяч. Рассказывали, что племянник Бабьяка, живя в Москве, при хорошем месте, скопил деньжонок. Теперь этот племянник умер в Москве, и после его смерти остался билет, по которому его дяде, Бабьяку, приходится получить двести тысяч. Выходить эти деньги для Бабьяка взялась его сестра, живущая в Москве в прачках.

Через несколько времени подъявился ко мне и сам Бабьяк, посоветоваться насчет своего дела. Из его объяснений я сначала было подумал, что ему достался по наследству билет, на который пал выигрыш в двести тысяч, но при дальнейших объяснениях я уразумел, что ему просто достался выигрышный билет, но Бабьяк думал, очевидно, что всякий выигрышный билет стоит двести тысяч. Я ему объяснил, что такое выигрышный билет, но Бабьяк моим объяснениям не поверил и остался при убеждении, что ему следует двести тысяч, которые нужно только выходить. Из дальнейших туманных и таинственных его объяснений я пришел к заключению, что, должно быть, билет получила его сестра, которой он дал доверенность. Бабьяк, конечно, никакого представления о двухстах тысячах не имеет, да едва ли даже умеет считать до ста.

— Ну, что же ты будешь делать с деньгами, если выходишь двести тысяч?

— А первым делом куплю под деревню С. пустошь. Потому, она нам очень нужна. Тогда мы заживем.

— Ну, а еще что?

Ничего Бабьяк более придумать не мог. Однако Бабьяк и до сих пор ничего не выходил, а между тем открылось у нас отделение крестьянского банка, и крестьяне, при содействии его, тотчас купили пустошь. Распоряжаться пустошью они начали с позапрошлого, 1885 года. Тогда они могли воспользоваться только покосом и распахать лишь незначитель­ную часть лужков. По пластам посеяли — кто лен, кто овес. Первый год вышел неудачен, потому что в прошлом году яровое повсеместно пропало. Затем часть рощиц, что получше, крестьяне «заказали», чтобы иметь в будущем дрова, и установили очень строгие правила против самовольных порубов своими же однодеревенцами. О порубах чужими и разговора быть не может, потому — кто же пойдет рубить на крестьянской земле; деревня и без сторожей усмотрит, изловит и такую встрепку задаст, что по смерть помнить будет. Кустарник и плохие заросли крестьяне вырубили в прошлом Году на ляда, выбрали дрова, а в нынешнем году подобрали, кто лядечками, кто грудками, сделали, словом, хозяйственно, выжгли весной и засеяли пшеницей, ячменем, а по снятии этих хлебов — тотчас засеяли рожью.

Дата: 
суббота, декабря 31, 1887