Сент[ября] 18.
Бледная, как мрамор, трепещущая, стояла она под венцом и страшно было видеть подле нее эту глупую, красную физиономию…
Вольдемар стоял против нее почти: он был мрачен… он был прекрасен…
Она просила меня застегнуть ей мантилью: руки мои дрожали — я должен был передать это Вольдемару.
За обедом, принужденный сесть подле ужасной приживалки, я был судорожно весел, пил много и говорил без умолку.
— Vous avez deux soeurs a present, * — повторяла мне неотвязчивая старая девка. Я от души желал ей провалиться сквозь землю.
Молодая танцевала только со мной.
Она переоделась: к ней чудно шло малиновое бархатное платье, она была так роскошно хороша, и она была так жалка, так жалка. Заиграли вальс. Она быстро подошла к Вольдемару.
— Вы не танцуете сегодня? — спросила она его.
— Я никогда не танцую, вы знаете, — отвечал он; в голосе его было много непритворной грусти…
— Со мною?..
— О! с вами… — и он обхватил ее тонкую талию.
Они понеслись. Они были оба хороши, как античные изваяния. Я смотрел на них, я любовался ими. Я страдал невыносимо. Я проклинал.
Цитируется из произведения «Офелия. Одно из воспоминаний Виталина». III. Дневник мечтателя. В кн.: Аполлон Григорьев. Воспоминания. М., Наука, 1988, с. 164-165.
Примечания
* У вас теперь две сестры (франц.).