Иркутск. 2 ноября 1829.
Любезный брат и друг Николай,
Я давно получил твое письмо из Эрзерума писанное, но не мог тебе отвечать по сие время; я был жестоко болен и очень долго. Теперь я, слава богу, здоров.
Писавши то письмо, ты не ожидал, что при Байбурте будет наш любезный Бурцов убит. - Я думаю, судя по реляциям, что пришедиш со своею колонною к нему на помощь, ты еще застал его в живых 466). Вообще все жалеют о таком отважном и хорошем воине. Мы же, знакомые его, можем присовокупить и то: что он был хороший человек и добрый приятель. Я много страшился за тебя, любезный друг; ты много подвергал себя. И все реляции о действиях вашего Корпуса, наполнены только тобою и Бурцовым. Судя по сему, я полагаю, что граф Паскевич вас обоих особенно предпочитает. Теперь, слава богу, конец броням; мир заключен 467); и я как будто вижу, как ты, в семействе своем, восхитительно наслаждаешься счастием. Не имея еще извещения, я однако поздравляю тебя и сестрицу с новорожденным, или новорожденною, мои две девчонки целуют твоих детей, и очень бы желали с ними поиграть и побегать. — Но далеко. — Что делать; видно господу так угодно.
Я все еще городничим в Иркутске, и о перемене для меня места или о возвращении в отчизну ничего еще не слышно. Дела наши по имению нашему пришли в совершенное рас[с]тройство. Учреждается над Ботовым и всеми нашими делами конкурс 468). Имение будет продано, и мы остаемся уже теперь не при чем, т.е. без полушки дохода. Признаюсь, любезный Николай, что для семейного человека, для отца семейства, такое положение крайне тяжело. Я имею только шесть сот рублей жалованья, вот чем мы живем; ты можешь вообразить каково?
Но, любезный друг, такое состояние служит к укрощению и усмирению всех неправильных склонностей наших, и потому имеет целью сделать нас лучшими. Бывают состояния еще худшие, и милосердие божие и в оных подкрепляет страждущее человечество. Мы надеемся на его всемогущую помощь.
Истинну Сказал ты, любезный брат, что на земле самое прочное благо есть счастие семейное; имея оное, несравненно легче нести бремя сей преходящей жизни, можешь разделить печаль внешную с верным другом. И я его имею, и имею в высшей степени сие счастие семейное; и ежедневно благодарю бога, что он даровал мне такую жену, которая уже одиннадцать лет не перестает услаждать мою жизнь, наполненную в последние годы бедствиями и скорбями великими, которые почти описать невозможно.
Прилагаемые при сем письма прошу тебя, любезный друг, разослать по адресам и принимать к себе и покровительствовать Андрея Львовича Кожевникова1). Я писал к тебе с ним, и послал тебе ящик чаю цветочного. С фельдъегерями, которые отсюда ездили к вам, я послал тебе некоторые китайские безделицы. Не знаю, получил ли ты все это?
Я просил тебя и еще усерднейше прошу о некоем Фролове, который здесь солдатом уже скоро девять лет; он разжалован без выслуги из обер-офицеров. Формулярной его список приложен был в письме моем; не можешь ли ты упросить графа Паскевича, который его лично знавал, о исходатайствовании ему перевода в действующий полк, у вас находящейся, с тем, чтобы ему можно было со временем произведену быть в офицеры. Этот Фролов человек преблагородный. Пожалуй, друг мой, постарайся об этом. Хотя бы и просто перевести его солдатом в ваш Корпус. По крайней мере он будет не в Сибири, которая есть край ужаснейший во всех отношениях, особенно-же в отношении к людям и человечеству. Здесь все на подбор. Грубость, невежество, бесчеловечие, и проч. - Здесь привыкли смотреть на страждущих с равнодушием и презрением, и потому, бедному Фролову здесь очень худо.
Надеюсь, что скоро увижу в Ведомостях тебе ленту. Желаю, и ты ее заслужил! Андрей кое когда ко мне пишет, хороший, добрый, благородный молодой человек! Михаил и Сергей ни одного раза не писали.
Сестрице кланяюсь и прошу ее любить нас и детей наших как уже мы ее любим.
К вам, думаю, приедет скоро Норвежский профессор Ганстен 469), для узнания магнетизма земли. Он был здесь в Иркутске, и2) с нами очень коротко познакомился. Человек умнейший, ученейший и любезнейший. Пожалуй, любезный брат, прими его с особенным уважением и приязнию; он того стоит. Тебе самому приятно будет, быть с ним знакомым. Поклонись ему от меня равно и лейтенанту Норвежского флота Дуе 470), который с ним путешествует. Сей последний изрядно играет в шахматы; тебе по зубам будет, т. е. ты, может быть, его обиграешь.
Прощай, любезный брат и друг, не забывай своего брата городничего.
А. Муравьев.
// С 245
Приписка на полях: Р. S. Полковника Екима Екимовича Карпова 471) благодарю за воспоминания о[бо] мне. Мы были с ним во Франции, вместе, у Платова; и однажды прикрывая отступление корпуса, сделали маневр самой блистательный с 300 казаками, который должен бы внестись в летописи военного искусства; но не нашлось ни историка, ни поэта, который бы в достоин3) был описать такой подвиг!
P. S. Поздравляю тебя с днем твоих имянин, любезный брат и друг Николай, и со днем батюшкиных имянин. Поздравляю сестрицу, и желаю да будете здоровы и щастливы.
Книга № 31, лл. 2-3 об.
Примечания:
466) Из письма Н.Н. Муравьева жене С.Ф. Муравьевой известно, что Н.Н. Муравьев прибыл в Байбурт через три часа после смерти И.Г. Бурцова (ф. 254, кн. "Мои письма к С. 1829 г.", кн. 3, л. 59, письмо от 24 июля 1829 г. на франц. яз.). Это письмо несколько противоречит воспоминаниям В.Андреева о приходе Н.Н. Муравьева еще до кончины И.Г. Бурцова (см. "Кавказский сборник", т. I, 1876, стр. 82) и, очевидно, сведениям в реляциях, на которые указывает А. Н. Муравьев.
467) Мир по окончании войны с Турцией. В сентябре 1829 г. в Адрианополе был подписан мирный договор между Россией и Турцией.
468) У А.Н. Муравьева не были отобраны права на имение Ботово, т.к. он не был лишен ни дворянства, ни чинов. Но имение было разорено долгами еще задолго до ареста А.Н. Муравьева. В отсутствие хозяев оно тем более не могло давать доходов, которые покрыли бы долги, и должно было перейти в руки заимодавцев.
469) Ганстен Христофор - норвежский профессор, директор обсерватории в Христиании, совершил поездку в Восточную Сибирь в 1828—1830 гг., где проводил магнитные, астрономические и метеорологические наблюдения. В 1857 г. была издана его книга (на франц. яз.), где большое место уделено А.Н. Муравьеву и приведены некоторые биографические сведения о других декабристах (Hansteen Ch. Souvenirs d'un voyage en Sibérie par Christophe Hansteen, directeur de l'observatoire de Christiania. Traduits du norvégien par M - me Colban et revus mm. Sédillot et de la Roquette. P., Perrotin. Libraire - Editeur, 1857). В 1863 г. вышла книга на немецком языке об этом путешествии и встрече с декабристами.
470) Дуе — лейтенант норвежского флота, магнитолог, совершил путешествие в Восточную Сибирь вместе с X. Ганстеном и также оставил записки о встречах с декабристами. В 1927 г. была сделана публикация его воспоминаний о встречах с М.И. Муравьевым-Апостолом (см. журнал "Климат и погода", 1927, № 5-6, стр. 167-168).
471) Очевидно, речь идет о полковнике иррегулярной кавалерии Карпове, командире Донского казачьего полка (о нем см.: "Записки " Н.Н. Муравьева. - "Русский архив", 1893, № 11, стр. 343; 1894, № 3, стр. 13).
Печатается по кн.: Из эпистолярного наследия декабристов. Письма к Н.Н. Муравьеву-Карскому. Том I. Москва 1975. Под редакцией академика М.В. Нечкиной. Текст писем к печати подготовили научные сотрудники Отдела письменных источников Государственного исторического музея И.С. Калантырская, Т.П. Мазур, Е.И. Самгина, Е.Н. Советова. Вступительная статья и комментарии И.С. Калантырской Перевод писем с иностранных языков Е.Н. Советовой. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.