Иркутск. 6 февраля 1832.
Любезный брат и друг Николай.
Я сегодня отвечаю на два твоих письма вдруг, на первое из Люблина от 19 октября; на второе из Богуслава от 13 декабря, которое я получил с последнею почтою. Ты легко догадаешься, что было причиною моего долгого молчания.
Тебе известно постигшее нас нещастие, известна смерть тещи моей княгини Елисаветы Сергеевны Шаховской; сей вовсе неожиданный удар повергнул мою жену в такое ужасное состояние, что я несколько времени боялся, чтобы не подверглась она опасной болезни. Но милосердие божие сохранило нас от сего нового бедствия, и неописанная скорбь любезной моей жены по сие время не имела худых последствий. Но представь себе, любезный Николай, каково должно быть положение бедных сестер, оставшихся ныне сиротами в мире! Они теперь неподалеку от тебя живут, в деревне у сестре их Марьи Михайловны Голынской, Могилевской губернии Мстиславского уезда в селе Соине. Может быть, не удастся ли тебе посетить их в их уединении, хорошо, ежели бы удалось тебе повидаться с ними и принесть им хотя некоторое утешение. Они тебя очень любят. В Колпи им жить уже невозможно, как потому, что самое место сие, в коем они проводили щастливейшие годы свои, теперь обратилось для них в предмет горчайших воспоминаний, так и потому, что душа Валентиновой жены, кажется, не гармонирует с их высокою душою; и хотя они всячески сие скрывают, но зная их и зная жену Валентина, весьма легко можно все сие понять. Теперь некому более собрать сих четырех Лизу, Марфу, Александру и Клеопатру, как нам 492); и мы неотлагательно и с величайшею радостью, приступили бы к сему, если бы жили в России, если бы я имел место в какой нибудь Российской губернии; о чем1) уже я, не прямо от себя, но чрез разные посредства и ходатайствую. Я сам хотел было писать письмо к нашему милосердому государю, и изложив пред ним все наше горе и бедственное положение сестер осиротевших, повергнуться к стопам его и просить о переводе в Россию; но удержался тем, что недавно только получил знаки его милости ко мне посредством нового чина и лучшего места; и потому боюсь, что просьба моя теперь будет неуместна, для того и решился написать о этом к генералу Бенкендорфу, и буду ожидать его ответа. Сюда-же в Сибирь их везти - невозможно как потому, что сие требует больших издержек, так и для того, что Сибирь есть ничто иное как живая могила, где они не вкусят ни радости, ни утешения.
// С 257
Прошу тебя, любезный друг, не оставляй их своими письмами и попечениями; займи на время - место мое - у них. Бог милостив — я не без надежды!
Из письма твоего замечаю, любезный брат, что ты и от меня хочешь скрыть грусть свою. Не делай сего, прошу тебя, если не хочешь меня оскорбить. По искренней и живейшей моей к тебе дружбе, я смею думать, что ты меня от прочих отличишь. Помогай себе излиянием всех глубочайших чувств своих в мое сердце, которое может постигнуть и разделить их. В Премудрости Сираха сказано: гл. XXVII, ст. 17. "Возлюби друга и уверися с ним!" - Тут разумеется величайшая друг к другу доверенность. Прошу тебя не лишай меня оной. В чем, скажи мне, не понял я тебя? Объяснись поскорее.
Ты желаешь знать, какого рода мое новое назначение. Достань себе Учреждение о управлении Сибирских губерний, которое должно находится и в Житомире в Губернском правлении, и прочитай в оном о Частном Губернском Правлении и Председателе оного, тогда получишь ясное понятие о моей должности. С своей стороны скажу тебе, что место сие есть первое после губернатора, ибо я занимаю место его, когда он в отсутствии. Оно сопряжено с большими хлопотами; оно несколько повыше вице-губернатора российского, которых здесь нет; повыше потому, что в России вице-губернатор есть Председатель Казенной Палаты и только по сей части одной занимается; но Председатель Губернского Правления в Сибири есть как бы всегдашний товарищ губернатора, который чрез Губернское Правление проводит положение Губернского Совета в исполнение; при всем том Губернское правление, если не согласно с мнением губернатора, может обратиться к генерал-губернатору и даже в Сенат. Вот тебе главные черты моей должности, подробности усмотришь в упоминаемом Учреждении. Из всего сказанного, ты увидеть можешь, что должность сия может быть сопряжена с неприятностями, и составляет предмет зависти многих старших меня по службе, но младших по месту. Господь да сохранит меня от оных!
О генерал-адъютанте Левашове, долгом щитаю известить тебя, любезный брат, что сей человек истинно есть мой благодетель, и оставил в сердце моем неизгладимую благодарность к себе. Прошу тебя, ради дружбы нашей, выразить и продолжать выражать и доказывать ему сие словами и делами, и если, как легко случиться может сие, встретятся между вами по службе неприятности, то прошу тебя, сколько долг твой тебе позволит, уступать ему из любви ко мне. Тебе известно, что он был членом известной Следственной коммиссии; когда я находился в крепости, то переписка моя с женою была поручена почтеннейшему Василью Васильевичу Левашеву. Он не выходил из пределов законом определенных относительно ко мне, но с такой деликатностью, с такой трогательною нежностью, с таким человеколюбивым попечением исполнял посредничество свое, что я на всю жизнь остался его должником. Надобно испытать такое ужасное нещастие заключения, чтобы живым образом ощущать снисходительные поступки и дать им всю цену, которую они заслуживают. Одним словом, Василий Васильевич навсегда меня обязал, и я пользуясь знакомством его с тобой, прошу тебя приложенное у сего письмо доставить ему 493)
Кажется мне, что в Житомире Губернатором теперь Андрей Петрович Римский-Корсаков, который был некогда женат на княжне Мещерской. Ежели точно он у вас Губернатором, то прошу тебя обнять его за меня; мы с ним весьма короткие знакомые; и попроси его, чтобы он отозвался ко мне письмом, если ему время. Коль скоро ты меня известишь, что он точно у вас губернатором, я тот-же раз пущу к нему письмо.
Из твоего письма, любезный друг, заметно, что ты как будто опять склоняешься к службе в Грузии. Сделай милость, выкинь из головы эту несносную мысль; она ни с чем не сообразна. Ужели ты опять уедешь, когда, может быть, мне придется возвратиться домой, т.е. в отечество! Нет, это при настоящих обстоятельствах наших не должно быть. Батюшка стар, живет один; Сергей ему не помощь и не товарищ. Мы должны сколько можно сближаться с ним, а не оставлять его одного. Да и мы с тобою еще не видались - а ты уже помышляешь о Грузии! Нет, нет, любезный Николай, не стращай меня такою грозою.
Благодарю бога, что твоя маленькая дочь Наташа здорова. Да возрастит ее господь к твоему утешению! Ежели бы ты оставил ее у Шаховских, то она была бы теперь близ тебя. Село Соино, где они живут, от Житомира не далее 550 верст.
Мои дети, слава богу, здоровы. Ванька мой молодец; и когда ты его увидишь, то верно полюбишь. Но я не стану занимать тебя семейным моим щастием; и не стану также утешать тебя, ибо ты того не хочешь, да и какие можно принести утешения Человеку, потерявшему то, что ты потерял! Бог один должен быть твоим прибежищем и точкою покоя; перенесясь в него, погрузившись в его бесконечную любовь, ты обретешь опять мир и спокойствие души. В нем нет разлуки; в нем смерть не разлучает нас с другом. В нем предоставляется нам возвышаться, и оставлять за собою тяжесть материи и чувственности, чтобы духовным парением, соединяясь с отшедшим другом, в вечном хоре праведных, воспевать в прекрасной гармонии сию песнь старцев: "Достоин ты, господи, приять славу, и честь, и силу: ибо ты сотворил все, и все по твоей воле существует и сотворено!" Сти[х] Апокал[ипсис] Гл. IV, ст. 9, 10, 11
// С 258
О, ежели бы я мог воодушевить тебя, любезный друг, тем, что я при сем случае ощущаю! Но господь да пролиет в тебя свет благодати своей, и да даст тебе вкусить от той сокровенной манны, которую вкушают избранные!
Но вот сколько я тебе написал сегодня и не поблагодарил еще за то, что ты столь приятно вспоминаешь старые мои рас[с]казы о Польше. Впрочем, я думаю, что ты весьма хорошо поступил, не пустившись в дорогу в метель.
Обнимаю тебя всем сердцем и всею душею, любезный брат и друг Николай; и прошу тебя много и часто писать ко мне. Я скоро еще буду тебе писать.
Александр Муравьев 494)
Книга № 33, лл 117-119 об.
Примечания:
1) Автор исправлял "сем" - "чем", но последовательность исправления не ясна.
492) Княгиня Елизавета Сергеевна Шаховская умерла 4 ноября 1831 г. Она имела семь дочерей и одного сына. В истории литературы именно кн. Е.С. Шаховскую и ее дочерей считали прототипами княгини и княжен Тугоуховских в "Горе от ума" А.С.Грибоедова (хотя автор это, разумеется, отрицал). После ее смерти княжны (перечиленные в письме А.Н. Муравьева) остались незамужними. Нигде в письмах он не упоминает пятой княжны Варвары Михайловны, невесты декабриста П.А. Муханова, которая в описываемое время жила в Иркутске у А.Н. Муравьева в надежде на разрешение на брак с П. А. Мухановым.
493) Содержание этого письма к В.В.Левашову остается неизвестным.
494) В конце письма следует приписка П.М. Муравьевой с выражением признательности В.В.Левашову и его жене, оказавшим ей большую помощь, поддержку и приют в Петербурге в первое время после ареста А.Н. Муравьева.
Печатается по кн.: Из эпистолярного наследия декабристов. Письма к Н.Н. Муравьеву-Карскому. Том I. Москва 1975. Под редакцией академика М.В. Нечкиной. Текст писем к печати подготовили научные сотрудники Отдела письменных источников Государственного исторического музея И.С. Калантырская, Т.П. Мазур, Е.И. Самгина, Е.Н. Советова. Вступительная статья и комментарии И.С. Калантырской Перевод писем с иностранных языков Е.Н. Советовой. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.