О заграничных возмутителях и происках польских выходцев (1859 год).

чт, 11/08/2012 - 22:11 -- Вячеслав Румянцев

О ЗАГРАНИЧНЫХ ВОЗМУТИТЕЛЯХ И ПРОИСКАХ ПОЛЬСКИХ ВЫХОДЦЕВ

Деятельность заграничных возмутителей начала уже в конце 1858 года принимать огромные размеры. Она объяснилась при развитии весною 1859 г. итальянского вопроса 1, который обращал на себя все их внимание, обещая им обильную жатву на поле революции. Хотя главы демократической партии, как видно было из печатаемых ими в Лондоне и Париже периодических изданий, не доверяли политике императора Наполеона и предпочли бы, вместо вооруженного заступничества монархической державы, видеть в Италии общее восстание; но, тем не менее, они надеялись, что война увлечет государя Франции далее, чем он предполагает, и что между тем они успеют раздуть пламя мятежа по всей Европе. Мадзини, соединившийся в этих видах с венгерскими и польскими демократами в Лондоне, встретил, однако же, неожиданное им противодействие со стороны Сардинского правительства, которое перед тем потворствовало его интригам, допустив его даже в свои пределы. В самом начале войны издаваемый Мадзини революционный журнал «Pensiero ed azione»* был запрещен в Пьемонте и конфискован уже на дороге туда во Франции, а итальянским выходцам, которых он намеревался отправить в Италию, отказано со стороны сардинского и французского посольств в Лондоне в засвидетельствовании их паспортов. Затем Мадзини обратил все свои усилия на возмущение средней Италии, куда он неоднократно отправлялся с главными своими друзьями, а в журнале своем восставал против Наполеона и Виктора Эммануила 2 внушая итальянцам, что единство и независимость Италии могут быть достигнуты не иначе, как чрез революцию. В духе этом он написал еще недавно прокламацию к юным волонтерам, состоящим под итальянским знаменем.

Представители венгерских выходцев Коссут, Клапка и Телеки 3 снабжены были в мае минувшего года от французского в Лондоне посольства паспортами для выезда в Сардинию, откуда они, по сведениям различных политических журналов, должны были отправиться в Венгрию для возбуждения там восстания. Заключение мира в Виллафранке 4 остановило исполнение этого плана. Коссут и его товарищи возвратились в Лондон, но посеянные ими семена восходят в Венгрии, как доказывает усиливающееся там народное волнение. Коссут недавно еще выразил в собрании выходцев, что дело Венгрии может уже обойтись без пропаганды и внутренних заговоров, ибо меры эти делаются излишними там, где одна общая мысль овладела всем народом.

Германская демократическая эмиграция весьма многочисленна в Англии, но главный пункт ее политических интриг находится в Швейцарии. Выходцы этой партии были весьма деятельны в продолжение минувшего года. Из секретных заграничных сведений было видно, что немецкие выходцы особенно старались действовать в своем отечестве на класс работников распространением между ними прокламаций коммунистического содержания, каковые появились в Гамбурге и Франкфурте-на-Майне, и что они имели влияние на образовавшиеся впоследствии политические партии в Гота и Эйзенахе. В главе германских демократов стоит известный демагог и бывший профессор Боннского университета Кинкель 5 бежавший из крепости Шпандау, где он содержался после участия принятого им в 1848 г. в возмущении в Бадене, и издающий ныне в Лондоне журнал под названием «Герман»**. Выходец Бискамп издает другую возмутительную газету «Das Volk»***, а доктор Леве 6 бывший президентом Германского парламента в 1848 году, состоит в тесной связи с Женевским демократом Фези. Немецкие выходцы образовали между собою различные общества в Лондоне и принимают сильное участие в «международном союзе», для которого один из них, Гильман, написал в 1859 году новые статуты. Общество это, в совете которого заседают по два члена из всех поступивших в оное национальностей, не исключая русской, представляемой там Герценом, как известно ныне положительно, а вероятно еще и Огаревым, - состоит в сношениях с английскими шартистами **** и американскими демократами. Распространяя влияние свое на государства Европы, оно имеет целью ниспровержение всех правительств и уничтожение всех привилегий для создания общей социально-демократической республики. По частным донесениям в 1859 г. образовался в Лондоне новый союз под названием «Thomas Munzer Verein»*****, которого главный предмет состоит в развитии революционных замыслов в разных государствах Европы; отправленные же союзом этим эмиссары состоят преимущественно из швейцарских и французских ремесленников, которые носят на себе для узнания друг друга особый знак. Рисунок оного также сообщен. Сведения по сему предмету были переданы наместнику Царства Польского 7 и генерал-губернаторам Западных губерний.

Французская эмиграция ослабла в 1859 году относительно численности вследствие общей амнистии, дарованной императором Наполеоном политическим преступникам; но главные революционеры, как-то: Феликс Пиат, Ледрю-Роллен, Виктор Гюго 8 Луи Блан 9 Таландье и Жара, оною не воспользовались, а существующая в Лондоне «Commune révolutionnaire» (Marianne), в которой председательствует Пиат, усугубила в последнее время свою деятельность и, по секретным оттуда донесениям, готовит новые планы против жизни Наполеона. Другие французские выходцы, из числа более замечательных, воспользовавшись амнистиею, взяли в Брюсселе паспорты на возвращение во Францию чрез Швейцарию и Италию, что возбудило подозрение в намерении их совещаться с тамошними демократами пред возвращением во Францию. Основательность сведений о новых замыслах, готовящихся против существующего во Франции правления, подтверждается предпринимаемыми со стороны Наполеона мерами предосторожности, особенно же преобразованием Парижской префектуры. В минувшем декабре месяце она освобождена от значительной части прежних ее обязанностей, с возложением на нее исключительно наблюдения за порядком и общественною безопасностью и с распространением круга ее действий в последнем отношении уже не на один Париж, а на все департаменты Империи.

Польская эмиграция несравненно многочисленнее во Франции, нежели в Англии, ибо в первой остаются поныне около 4000 человек, тогда как в последней находятся не более 700; но гражданские учреждения Англии и соединение в Лондоне злейших демократов из всех стран Европы дают сравнительно небольшому там числу поляков более возможности к революционным проискам. Впрочем, и в Париже польская демокрация****** имеет усердного поборника в лице известного Людвига Мирославского. прославившегося уже в 1846 и 1848 годах начальником мятежнических польских шаек. Отделяясь в 1858 году от «Центрального польского общества» в Лондоне, которое он упрекал в бездеятельности и неспособности, Мирославский образовал в Париже особый союз под названием «Kolo Miroslawkiego» (Круг Мирославского). Он сам преподает польскому юношеству военные науки и упражняет оное в военной службе, а вместе с тем партия его издает журнал под названием «Przegled rzeczy polskich» (Обзор дел польских), в котором в 1859 году обратили на себя особое внимание две приписываемые ему статьи: о необходимости восстания Польши и о возможности этого восстания посредством систематической организации во всех польских провинциях «революционных кадров».

Аристократическая партия польской эмиграции, представляемая во Франции Адамом Чарториским, а в Англии Ладиславом Замойским, совершенно отделилась от демократов, как видно из выходящего в Париже органа помянутой партии «Viadomosci polskie», восстающего против возмутительных статей Мирославского и против подобных внушений Лондонского журнала «Demokrata polski», издаваемого под руководством выходцев Тхоржевского и Свентославского. Аристократическая партия ожидает осуществления своих надежд на восстановление независимости Польши преимущественно от посредничества Наполеоновой Франции, считая необходимым условием сего посредничества, чтобы весь край, подобно Италии, чрез умножение и сосредоточение своих нравственных и материальных сил и чрез оживление национального чувства, приготовлял энергическое восстание к тому времени, которое наполеоновская политика найдет удобнейшим для приведения в порядок так называемого польского вопроса. Посему партия эта опасается всякой преждевременной вспышки со стороны поляков и противодействует подстреканиям возмутителей, требующих неотлагательного восстания. Аристократы не теряют при этом из вида и личные свои выгоды, которым сильно угрожают идеи социализма противной партии.

По секретным сведениям, в продолжение последней войны Ладислав Замойский обращался к императору Наполеону с предложением составить польский легион в Италии, но предложение его принято не было. Отдельные польские выходцы записывались волонтерами в корпус принца Наполеона, а некоторые поляки, служившие прежде в Сардинской армии и уволенные из оной в 1850 году, поступили вновь туда на службу. Из дошедшей до наместника Царства Польского выписки из письма одного из упомянутых офицеров, Пионтковского, видно, что, находясь среди итальянских войск, он старался возбуждать участие их к своему отечеству. Между тем, Чарториский был деятелен в Париже: польские аристократы обоего пола ежедневно собирались в его доме до поздней ночи, и все кипело там надеждою на окончательное участие Наполеона в деле восстановления Польши, с подкреплением этой надежды частыми молитвами под назиданием католических монахов. Чарториский и после окончания войны не переставал поддерживать дух своих соотечественников, хвастая влиянием своим на Европейские кабинеты, а вместе с тем недавно еще требовал сбора денег в его распоряжение. Он имеет жарких приверженцев, но, вообще говоря, совершенно потерял прежний вес, расстроив свое состояние на политические интриги, на пособия выходцам и на учреждение разных воспитательных заведений в Париже для польского юношества, из коих замечательнейшие суть: Батиньольское училище, военная школа Мон-Парнас в Монмартре и девичье училище в отеле Ламберт, под личным надзором княгини Чарториской. Демократическая партия, указывая в своих журналах на происки Чарториского и на искательства его то в Париже, то в Вене, то опять в Париже, называет его человеком ничтожным и вредившим Польше с самого восстания 1830 года, которое не удалось будто бы по его вине.

29 минувшего ноября польские выходцы в Париже и в Лондоне праздновали годовщину последней польской революции, но и в этом случае не было сближения между партиями аристократическою и демократическою. Каждая из них собиралась отдельно, утром в церквах для молебствия, а вечером в избранных ими частных домах для произнесения патриотических речей. Князь Чарториский не присутствовал в собрании своей партии по причине смерти его тещи, княгини Сапиега, но выходец Моравский 10 прочел его письмо, коим князь просил эмиграцию сохранить и к сыновьям его, и к мужу дочери его, графу Дзялынскому 11. ту преданность и доверие, которое он, Чарториский, заслужил 70-летним его попечением о благе Польши. По словам журнала «Demokrata polski», помянутое письмо Чарториского выражает династические его виды. Собрания демократов были гораздо многочисленнее и более оживлены. Из произнесенных в Париже речей замечательна речь Людвига Мирославского. который, бросив на воздух красную шапку с павлиным пером****** в знак, что будущая польская республика должна быть красною, упрекал Польшу, что она не вооружилась ни в 1848 году, ни во время Крымской войны, и возбуждал поляков к скорейшему восстанию. В Лондоне председательствовавший в собрании выходцев Булевский 12 вещевал членов демократического союза быть каждую минуту готовыми поднять оружие для освобождения отечества, хотя нельзя определить, когда наступит для того срок. Указывая на настоящие уступки «угнетателей» Польши, как на знак политической их слабости, оратор советовал требовать все более и более подобных уступок, дабы, восстановив постепенно народные силы, исторгнуть ими то, чего нельзя ожидать от дипломатических соображений.

В Познани и Галиции не было в 1859 году никаких громких происшествий, и тамошние поляки воздержались в продолжение войны от всяких демонстраций. Тем не менее, в Познани замечено было еще в начале года возбуждение национального чувства, восхваленное органами эмиграции, по случаю выбора нескольких польских патриотов депутатами на Прусский сейм в Берлине и оказанной ими в прениях самостоятельности в глазах Европы. Один депутат, Бентковский 13 жаловался на систематическое ограничение и преследование преподавания польского языка в герцогстве Познанском. Другой депутат, Негеловский 14 обнаружил перед сеймом умышленное распространение чиновниками познанской полиции экземпляров возмутительной прокламации, дабы набросить подозрение на замыслы поляков. Наконец, граф Дзялынский отказался от звания депутата, не желая дать своего голоса на предложение прусского министерства по предмету экстренной подати на военные потребности. Прочие же польские депутаты по обсуждении между собою этого обстоятельства хотя и изъявили на предложение министерства согласие, дабы не навлечь притязаний на их провинцию со стороны прусских властей, но поставили условием своего согласия, чтобы деньги, которые поступят от помянутой меры, были употреблены не против итальянского дела, а единственно для охранения прусских границ. Заграничные двигатели польского вопроса с особым ожесточением смотрят на успехи германизации в Познани и порицают тамошних дворян за их расточительность и дурное управление их имениями, из коих уже 550 по несостоятельности помещиков проданы и поступили во владение немцев.

В Галиции, несмотря на удаление оттуда во время войны значительной части австрийских войск, жители также оставались спокойными. Бывший губернатор Галиции, граф Голуховский 15, в течение 10-тилетнего его управления краем очистил оный от выходцев. Благоразумными уступками просьбам поляков насчет преподавания в училищах польского языка и насчет других предметов, в сущности, не изменившими, впрочем, их быта, он приобрел их расположение, так что при назначении его министром внутренних дел они устроили в честь его публичное торжество. В ноябре месяце краковские студенты, следуя примеру венгерских, отправили в Вену депутацию с ходатайством, чтобы лекции читались им на польском языке. Это было единственным в минувшем году изъявлением национальных чувств в Галиции, где, по словам демократических органов, все мертво, особенно в классе дворян, обедневших и находящихся еще под влиянием испытанных ими бедствий со стороны их крестьян. Между сими последними, на преданность коих надеется австрийское правительство, начинает, по замечанию тех же органов демокрации, являться реакция: став в непосредственные отношения к местному начальству и испытывая часто несправедливость и притеснения, они делаются к нему враждебными. В доказательство этого приводят те же органы, что во всех тюрьмах Галиции можно видеть крестьян, судимых за оскорбление словами австрийского правительства и императора. Эмиграции известно, что в Галиции от распространения панславянизма рождается сочувствие к России, и таковое стремление объясняется желанием тамошних жителей избавиться, во что бы ни стало, от ненавистного владычества немцев.

В Царстве Польском в течение минувшего года все было тихо, хотя нельзя допустить, чтобы туда не доходили возмутительные подстрекания заграничной демокрации и чтобы события в Италии, которым поляки оказывали сильное сочувствие, не порождали в них тайных надежд на восстановление Польши. Судя по направлению действий наших поляков должно думать, что они более внемлют наставлениям аристократической партии насчет приготовления будущей их независимости увеличением внутреннего благосостояния и оживлением национального чувства, чем возмутительным воззваниям заграничных демократов. В продолжение войны удалились тайно из Царства Польского с намерением сражаться за свободу Италии не более трех молодых людей, тогда как в 1846-1848 годах число бежавших за границу для присоединения к мятежникам того времени было очень значительно. Учрежденное в Царстве агрономическое общество под председательством графа Замойского 16, имеющее уже до 4000 членов, старается об улучшении сельского хозяйства. При строгом наблюдении начальства за этим обществом, оно не могло приобресть политического значения, хотя нельзя ручаться, чтобы эта цель была совершенно чужда мысли об его учреждении. Журнал «Demokrata polski» в одном из последних его листков поместил ответ безымянного члена агрономического общества на сделанный тем журналом упрек в холодности общества к отечественному вопросу следующего содержания: «Обвинение целого общества несправедливо; оно должно пасть на президента и на членов совета, которыми вообще недовольны. С другой стороны, нельзя не заметить, что им всем следует действовать с крайнею осторожностью, дабы не навлечь подозрения местного начальства, весьма недоверчивого к этому учреждению». Литературная деятельность в Царстве с некоторого времени очень развилась. Там печатаются сочинения по разным отраслям наук и выходят многие журналы, из которых самый замечательный «Gazeta Warszawska» имеет 10 000 читателей. С недавнего времени издается в Варшаве журнал под названием «Biblioteka», который стремится к учреждению в Царстве общества литераторов, так как другое периодическое издание «Roczniki Gospo-darstwa» достигло уже своей цели учреждением агрономического общества. Завязавшаяся в минувшем году ссора между редактором Варшавской газеты Лешновским и зажиточными евреями, которых он, по поводу невнимания их к таланту артистки Неруда, обвинял в своей газете, что они покровительствуют только своим единоверцам, тотчас обратила нарекания заграничной пропаганды на таковой поступок Лешновского как вредящий сохранению политического единства жителей Царства, необходимого для достижения общей народной цели.

Пограничный наш комиссар по делам с Пруссиею донес в июле минувшего года, что Нейденбургский ландрат задержал тринадцать центнеров пороха, назначенных к отправлению в Царство Польское, и что в Нейденбурге неизвестный поляк хотел заказать 200 ружей, обещав делать таковые заказы и впредь. Наместник Царства Польского, которому сообщено было донесение пограничного комиссара, отозвался, что в одно время с этим сообщением он получил уведомление о большом транспорте пороха, задержанном близ Кенигсберга, но что, несмотря на все принятые с его стороны меры для удостоверения в действительном назначении сказанного порохового транспорта, получены только такие сведения, по которым можно заключать, что порох предназначен был к ввозу в Царство Польское не с политическою целью, но в виде контрабанды, для распродажи по мелким частям на обыкновенные потребности. Что же касается оружия, заказанного будто бы в Нейденбурге для Царства Польского, то, по произведенному разысканию, никаких сведений о нем невозможно было собрать.

Наместник бдительно следит за происками заграничных руководителей поляков и вообще сим последним не доверяет. По поводу появившейся в минувшем декабре в «Demokrata polski» статьи, которою дается полякам наставление волновать народ всеми способами, дабы довести раздражение его против правительства до высшей степени, князь Горчаков писал, что он удостоверился, что всякое снисхождение, оказанное правительством, служит только поводом к новым подобным домогательствам с целью довести постепенно народное волнение до той точки, на которой явный мятеж мог бы быть поднят с успехом. Должно ожидать от опытности наместника, что изъясненный, без сомнения справедливый, взгляд его на положение дел в Царстве не увлечет его к мерам, которые имели бы вид незаслуженного преследования поляков.

В Западных губерниях равным образом не замечено со стороны поляков никаких противозаконных покушений под влиянием революционной пропаганды. Доходили сведения о появившихся между ними возмутительных брошюрах, из коих одна под заглавием «Coteraz robic» (Что теперь делать), а другая с предсказаниями на 1860 год. Сверх того в июле месяце, т. е. при самом разгаре войны, получено возбудившее надежды поляков письмо выходца Оборского 17 к неизвестному лицу, которое указывало на существование в Познанском герцогстве центрального комитета заговора (Comité central de conspiration), a в особом, приложенном в копии письме этого комитета к лондонским полякам заключалась просьба выслать возмутительную прокламацию для распространения оной во всех польских провинциях, особенно же в Царстве Польском и Западных губерниях, где расположение умов представляется наиболее для того выгодным. По всем таковым сведениям делаемы были местными главными начальниками самые тщательные разведывания, но помянутых воззваний нигде не обнаружено и никто не подавал подозрения в хранении у себя подобных сочинений. На освобождение крестьян в Западных губерниях заграничные демократы смотрят как на меру, которою только дворянство должно было бы воспользоваться, став в главе этого предприятия и даровав крестьянам свободу безусловную, дабы привязать их к себе, причем поставить их в положение свободных граждан, вместо того чтобы принять предоставленную дворянству в губернских комитетах жалкую роль, и вынуждено соглашаться на потерю собственности, не приобретая взамен оной свободных помощников в деле восстановления польской независимости. Действия дворян не доказали до сего времени, чтобы они покорялись столь коварным наставлениям эмиграции, и каковы бы ни были сокровенные их чувства, но они не дали повода подозревать их в положительном злоумышлении против правительства. Заготовленный подольскими дворянами адрес, который они желали подать лично Вашему Императорскому Величеству в Каменце, указывал, однако ж, на мечты их восстановлении польской народности в Западном крае.

Примечания

* «Мысль и действие» (итал.).

** Прусское правительство в недавнем времени строжайше запретило для всего королевства распространение этого журнала. (Примечание авторов документа.)

*** «Народ» (нем.).

**** Совр. - «чартистами».

*****«Дело Томаса Мюнцера» (нем.).

****** Так в тексте.

Субъекты документа: