О РАСПОЛОЖЕНИИ УМОВ
Приступая к изложению замечаний высшего наблюдения за 1836 год, мы обратимся общим взглядом на протекшее пятилетие: 1831 год был тяжелою, можно сказать - несчастною для России эпохою. Возмущение в Царстве Польском и Западных губерниях, холера в столице и волнение в ее жителях; наконец, бунт в военных поселениях и кровавые его последствия. Среди сих бедствий Государь являлся всегда твердым, непоколебимым; качества сии вполне тогда были оценяемы; все видели и разумели, что Его единственно присутствие сильно было останавливать дальнейшее развитие беспорядков, но не менее того залегла у многих на сердце грустная мысль, что царствованию Его не предназначено быть счастливым. Приводили себе на память все события, совершившиеся со дня восшествия Его на престол: день 14 декабря 1825 года, две войны, хотя и со славою оконченные, но дорого стоившие России 1, появление болезни, дотоле в Отечестве нашем небывалой, наконец, чуму и бунт в Севастополе. Никто, конечно, не думал винить Государя. Ему отдавали полную справедливость, но, присоединяя сии события Его царствования к происшествиям 1831 года, в который все бедствия в одно время разразились, так сказать, на Россию, рождалось невольно сомнение, что Бог не благословляет царствования Государя. Миновал, наконец, 1831 год, и с ним прекратились война, болезни и беспорядки. Год сей был, так сказать, годом кризиса, переворота для России. С того времени Россия пребывает спокойною внутри ее и в мире со всеми державами, Россия процветает. Внутренняя ее промышленность и заграничная торговля с каждым годом распространяются. В 1833 году повсеместный почти неурожай хлеба хотя и остановил на некоторое время развитие народного благосостояния, но скорое и неимоверно щедрое пособие, оказанное при сем случае правительством, и попечительные его распоряжения в короткое время изгладили следы сего бедствия. В 1835 году не было уже и помину о бывшем неурожае, а в 1836 благодаря Всевышнему явилось необычайное изобилие хлеба. В отношениях своих к иностранным державам Россия в течение последних пяти лет постоянно возвеличивалась и ныне достигла той высоты, на которой никогда еще не стояла. Она составляет сильнейшую опору и крепчайшую надежду своих союзников и является страшилищем и предметом зависти ей недоброжелательствующих. Таковое в течение последних пяти лет развитие внутреннего благосостояния России и политического ее веса совершенно изгладило мысль о несчастном царствовании и заменило скорбное чувство сие общим чувством доверия к Государю как к виновнику настоящего блестящего положения России. Существование Государя признается ныне необходимым условием для удержания Отечества нашего в сем цветущем положении и для приведения к успешному концу всех посеянных Им начал усовершенствований и улучшений. Высшее наблюдение неоднократно уже излагало плоды своих замечаний относительно любви и преданности российского народа к Государю; в сем отношении наблюдения наши и ныне ведут к не менее удовлетворительному заключению, но к сим чувствам должно в настоящее время присовокупить еще чувство всеобщего доверия к Государю, утвердившееся в последние пять лет. И потому остается только просить Бога, да сохранит Его благость чувства сии навсегда в народе русском как источник благосостояния и силы его. Лучшего народного расположения к Государю поистине и желать не можно.
С какою силою обнаружились чувства сии при постигшем Его Величество несчастном приключении во время Высочайшего Его путешествия 2! Первое полученное о сем здесь известие, тотчас обнародованное, произвело всеобщий испуг. Все пришли в крайнее недоумение; худо верили напечатанному известию; подозревали, не скрывают ли истину от всеобщего сведения. Страшились большего несчастья, страшились лишиться Государя, и всякий взирал на возможность сего события, как на истинное для всех бедствие. Если б можно было еще сомневаться в общем всех сословий и всякого понятия людей разумении о необходимости сохранения дней Государя для общего блага России и, в частности, для блага каждого, то день получения известия о приключении с Его Величеством уже совершенно показал бы неосновательность подобного сомнения. Последовавшие затем известия мало-помалу всех успокоили, и тогда уже начались рассуждения, и толки, и нарекания. Для чего, говорили, Государь так мало Себя бережет; для чего так быстро ездит; какая надобность Ему ездить по ночам и тем подвергать Себя опасности и в то же время лишать целые населения счастия узреть своего Царя, счастия, столь жадно ими ожидаемого. Государь, говорили другие, и перед Богом имеет святую обязанность Себя беречь, Ему вручено благоденствие 50 миллионов народа, тесно связанное с Его существованием; для Него не дорожить Собою значит не дорожить участью своих подданных. Публика, успокоившись насчет драгоценных дней Государя, со строгостью, с укоризнами, можно сказать, обсуживала несчастное с Его Величеством приключение. Очевидно было, что происшествие сие исключительно занимало помышления каждого; оно было предметом всех разговоров; оно у всех лежало на сердце, именно на сердце, ибо и самые строгие суждения были излагаемы с чувством любви, с чувством искреннего участия, с чувством, с каковым бы дети могли говорить о любимом ими отце, которого существование необходимо для их счастья. Усердно благодарили Бога за сохранение жизни Государя и молили о скорейшем Его выздоровлении. Верноподданнические чувства сии разлились по всему пространству государства, как свидетельствуют о том со всех мест полученные сведения, но в здешней столице, конечно, с большею силою, чем где-либо. Здесь мы ближе к Государю, ближе ко всем Его действиям; здешняя публика имеет более возможности дать настоящую цену Его достоинству и понимать необходимость Его существования для блага общего. Ежели во всей России были встревожены приключением Государя по врожденному в русских чувству безусловной преданности и любви к Царю, то здесь к чувству сему присоединялось еще и другое чувство, более обдуманное, присоединялось понятие, которое с продолжением дней нынешнего Государя тесно соединяет счастие, спокойствие и процветание России. Никогда не представлялось лучшего случая убедиться, сколь малозначащи мелочные критические замечания, делаемые иногда о Государе, о Его распоряжениях, об издаваемых Им постановлениях, сколь ничтожны они даже и в понятиях тех, которыми излагаются, в сравнении с понятиями их о личных достоинствах Государя. В это время, когда общее всех помышление было обращено к Его Величеству, когда все говорили об одном только предмете, никому и в голову не приходило говорить о Его недостатках. Проходили все царствование Его и с восхищением приводили себе на память случаи, в которых Он столь разительно и примерно обнаружил Свою твердость, неустрашимость, силу характера, самоотвержение для пользы Своего народа; приводили Его семейные добродетели, беспримерные в истории наших Государей; с самодовольствием говорили об уважении, которое приобрел Он Себе и государству от иностранных держав, и все сие заключали благодарением к Богу, что сохранил нам сего Государя, и в одном лишь обвиняли: для чего Себя не бережет. Нетерпеливо ждали возвращения Государя в столицу; жители здешние жаждали собственными глазами удостовериться в Его выздоровлении. Быстрый переезд Его Величества из Москвы порадовал здешнюю публику; она заключила из сего, что здоровье Его совершенно восстановлено, но, с другой стороны, однако же, сожалели, что Государь и после бывшего с ним приключения продолжает Себя не беречь. Во время пребывания Его Величества в Царском Селе носились здесь слухи о Его нездоровье, но слухи сии мало тревожили. Болезнь Государя не почитали важною и полагали ее обыкновенным последствием перелома. Наконец Государь прибыл в столицу и на другой день посетил театр. Здесь публика в первый раз Его видела. Приятно и трогательно было быть свидетелем сего первого свидания. По появлении Его Величества все встали, но пребывали в безмолвии. Видно было желание публики изъявить свою радость, обнаружить свои чувства, но ей показалось, что Государь уклонился от приветствия, и никто не смел нарушить тишины. Когда же в конце представления русский инвалид запел куплеты о здравии Царя, тогда мгновенно все зрители обратились к Государю и изъявили чувства свои громким и продолжительным рукоплесканием. Восторг был неописанный. На всех лицах являлось чувство умиления, видна была радость всех, что могли высказать то, что лежало у них на сердце.
Сведения о духе жителей Польских губерний убеждают, что со времени бывшего там смятения чувства поляков к правительству едва ли улучшились. Мы изложим здесь примечания по сему предмету начальника тамошнего округа корпуса жандармов генерал-майора Дребуша 3.
Назначение в 1830 году временных военных губернаторов было, пишет он, тогда спасительно; решительные действия их, совершенно противоположные вялому управлению прежних начальников, считавших губернии своим уделом, заставили многих образумиться; врожденная трусость народного характера весьма охладила порывы непокорности, но убежденные, что не имеют совершенно справедливой защиты, а зависят от произвола главного начальника, они, не переставая питать чувства неприязни, поддерживаемого в них католическим духовенством, злейшим врагом России, прибегли к подлостям и низостям всякого рода. В краю сем опасно в особенности влияние женщин; они приобрели себе сильных защитников в делах частных, приносящих часто большой вред общему. Великодушие и милосердие, руководившие при рассмотрении содеянных ими преступлений, не только не исправили и не поселили в них ни приверженности, ни доверия, но дали им более повода думать, что правительство вынуждено к послаблению. Допущение занимать важные по выборам места людям, бывшим сильно в мятеже замешанным, подтверждает их предположение в том, что они непременно получат всеобщее прощение по примеру 1812 года. Нельзя не сознаться, продолжает генерал Дребуш, что правительство много способствовало прошедшим беспорядкам и ныне неединообразным судопроизводством и управлением сего края не обещает ни жителям оного, ни России спокойствия. Со всем правдоподобием заключить можно, что со времени революции, не чувства их, а планы переменились; убежденные, что собственными силами в настоящем положении дела ничего произвесть не могут, кажется, в том крае никаких важных покушений ожидать нельзя; но нет сомнения, что они работают внутри государства и что деятельность их обращена на столицы, где они имеют сильные связи; надежда их: воспользоваться внутренним смятением для достижения своей цели.
О замечании генерала Дребуша, что деятельность поляков обращена на столицы, можно сказать, что сие весьма правдоподобно. Здесь есть несколько поляков, которые в сем отношении обращают на себя особенное внимание высшего наблюдения. Есть вероятие, что люди сии суть агенты неблагонамеренной части своих соотечественников. В действиях их ничего нет противозаконного; уловить их в чем-либо, что могло бы дать правительству подвергнуть их взысканию, невозможно; но противозаконие состоит в их образе мыслей, в изъявлении коих они, впрочем, крайне осторожны. Они не составляют особенного между собою общества, но разумеют друг друга, и каждый мыслью про себя действует в одном духе, в духе поляцизма. Высшее наблюдение тщательно следит все их шаги. Один из таковых, Пршесмыцкий. находившийся здесь при редакции польских узаконений, в нынешнем году выслан отсюда на свою родину, в Волынскую губернию.
В подтверждение того, сколь враждебно расположение жителей польских губерний к правительству и в особенности к российским войскам, изложим здесь сведения, сообщенные одним офицером, следовавшим с 1 бригадой 4 легкой кавалерийской дивизии из Вознесенска в Царство Польское.
Во время прохождения означенной бригады чрез Волынскую губернию никто, начиная от бригадного командира до последнего офицера, не испытал привета; никто даже не имел столь удобной квартиры, какая могла быть доставлена по возможности жителей: в г. Заславле помещик князь Сангушко, имея огромный замок в самом городе, запер оный, и не доверяя даже людям своим, на сие время оставил ключи при себе, чтобы не было возможности никому из русских проникнуть в дом его. При выступлении Вознесенского уланского полка из г. Острога живущий там князь Яблоновский, не довольствуясь тем, что не допустил к себе постоя, при встрече с бригадным адъютантом просил его сказать генералу о сожалении, что не мог принять его у себя в доме, изъявляя сим поручением одну дерзкую наглость свою. В местечке Варковичах, по совершенной невозможности сыскать хотя несколько удобное помещение, была просима только одна комната для квартиры бригадного генерала в доме помещика Млодецкого, но тот, имея огромный дом в два этажа, отвечал, что не только для генерала, но и ни для кого в доме его комнаты нет. На другой день, при вступлении полка, собрав более 40 человек окружающих его и дворовых людей, выставил себя и их пред открытыми окнами, как будто напоказ, в опровержение сделанного им ответа о неимении в доме места; а отведенная квартира генералу была назначена в ветхом, совершенно негодном доме, так что по невозможности занять оную, необходимо было остановиться в дурной и неопрятной корчме. Наконец, чтобы выразить с точностью решительную ненависть и явное презрение, оказываемое жителями Волынской губернии ко всему, что только носит имя или мундир русский, следует присовокупить, что даже дети их в самом нежнейшем возрасте уже считают забавою изъявлять чувства враждебные, питаемые старшими. Так, четырехлетний ребенок безбоязненно с открытым лицом и твердостью выше лет его подбежал к генералу, произнося своим детским голосом ругательство против русских, что, казалось, веселило его.
Конечно, одно лишь время продолжительное может сроднить или, лучше сказать, помирить поляков с русскими, но сблизить их с правительством есть неоспоримое дело Государевых в том краю наместников. Прозорливый и неукоснительный надзор и твердое, даже строгое, но справедливое и единообразное управление, предупреждая, с одной стороны, исполнение всякого вредного замысла, конечно, составляют вернейшие средства к достижению таковой цели. Но генерал-губернаторы Западных губерний, по замечаниям высшего наблюдения, не всегда руководствуются сими основаниями. Граф Гурьев 4, например, принял за некоторое правило отстранять от полицейских должностей чиновников, впрочем, им самим одобряемых, единственно за то, что они исповедуют римско-католическую веру. Мера сия, касаясь самой чувствительной струны, религии, имеет вид какого-то гонения, противного, впрочем, духу нашего правительства, всегда славившегося веротерпимостью, и дает повод католическому духовенству поддерживать в жителях враждебные против правительства чувства. В Белорусских губерниях заметно какое-то чрезмерное домогательство обращать униатов в православие. Тамошнее начальство, конечно, думает угодить этим правительству, но что же оно производит? Волнение и беспорядки между крестьянами. Тогда прибегает к силе для приведения их в повиновение и, наконец, с торжеством доносит, что столько-то сот крестьян добровольно приняли православие. Таковых примеров несколько было в нынешнем году. В Литовских губерниях генерал-губернатор добротою своею умел приобресть себе расположение жителей. Мы не имеем сведений, чтоб им допускаемы были какие-либо притеснения, но его, напротив, можно обвинить в некотором послаблении. Будучи пристрастен к женщинам и крайне доступен лести, надлежащий с его стороны надзор не может иметь полной проницательности. Поляки ловко этим пользуются, и влияние их на дела, и в особенности на назначение в том краю чиновников, весьма сильно и вредно для правительства. Скажут, что в тех губерниях все тихо и безмятежно, - справедливо. Поляки только то разумеют, что в настоящем положении дел всякое гласное, неприязненное против правительства действие было бы с их стороны безрассудно; но нет сомнения, что они молчно * действуют в видах своей к нам вражды. В чувствах своих к нам они единодушны и, конечно, при первом неблагоприятном для России обстоятельстве крайне затруднят ее положение.
О духе жителей в Царстве Польском высшее наблюдение не имеет положительных сведений, кроме тех, которые доставляются от тамошнего начальства. Из сведений сих можно заключить, что расположение жителей Царства не улучшается, и хотя не открыто ни секретных обществ, ни заговора, но неприязнь и безмолвное противодействие распоряжениям правительства равны почти во всех поляках. Частные сведения, полученные высшим наблюдением относительно управления тамошним краем, представляют оное в самом неудовлетворительном виде. Кроме медленности, с которою производятся дела, успех каждого дела зависит единственно от того, сколько за него заплачено. О наместнике Царства 5 отзываются с похвалою; говорят, что его справедливость, беспристрастие и добрые намерения не подлежат никакому сомнению, но что по слабости своего характера и по неведению его гражданского управления, он совершенно вверил себя людям, которые беспрерывно доверенность его употребляют во зло. В доказательство сего приводят, что не редки примеры, что по одному и тому же делу его заставляли подписывать два и даже три несогласных между собою решения. Большая часть чиновников, окружающих фельдмаршала, суть уроженцы Белоруссии или Литвы, и потому чиновники сии и по политическим их понятиям весьма неблагонадежны. Из числа многих фактов, сообщенных высшему наблюдению в подкрепление вышеизложенного, мы приведем здесь некоторые:
1. Управляющий канцелярией фельдмаршала по гражданской части Бруевич пользуется полным доверием его светлости. Все дела проходят чрез его руки и составляют для него источник обогащения. Он имеет связь с женою одного перекрещенного еврея, которую помещает в доме графини Потоцкой и дает ей все содержание. К этой женщине обращаются все, имеющие дела в канцелярии фельдмаршала, и дела те чрез ее посредство получают ход сообразно тому, что ей за них заплачено.
2. Начальник квартирной комиссии полковник Игнатьев в короткое время приобрел значительное состояние. Он имеет своими данниками всех богатых домохозяев, которые ему платят за освобождение их от воинского постоя, и за тем вся тяжесть постоя обращена на недостаточных.
3. Капитан Массон и некто Козачковский, употребляемые по части секретной полиции, еще большие несправедливости себе позволяют для приобретения денег. Вот, между прочим, одна из их проделок: взведут на богатого помещика какое-либо политическое преступление, испросят повеление начальства о доставлении его в Варшаву и с сим повелением посылают к нему своего агента. Агент сей принимает на себя роль медиатора ** и предлагает помещику уладить дело за известную сумму. Невинно обвиненный находится в необходимости заплатить требуемое от него для избавления себя от больших неприятностей, и тогда доносят начальству, что извет оказался неосновательным. Таким образом исторгли 500 червонцев у помещика Полетало, на сына коего взвели какое-то политическое преступление, о котором он и не помышлял.
4. Генерал Феньш взял на откуп все кабаки в Варшаве. Управление оными поручено им одному еврею, и все кабаки снабжались корчемным вином. Нашелся доносчик, который довел о сем до сведения начальства, но генерал Феньш, по тесной связи своей с Фурманом, освободился от взыскания, и всю вину сложили на управляющего еврея, которого и посадили в тюрьму; но как сей последний представил собственноручные письма генерала Феньша, ясно доказывающие его виновность, то и нельзя было сделать иначе, как оправдать и еврея. Оставался доносчик, который уверен будучи в справедливости своего извета, требовал награды, предоставленной ему по закону. Надобно было и этого заставить молчать, и для сего испросили под каким-то предлогом повеление фельдмаршала о выдаче ему из казны 6000 злотых.
5. Госпожа Вонсовичева, которой имение было взято в секвестр за участие, принятое ею во время возмущения, получила имение то обратно чрез посредство статского советника Старинкевича, которому заплатила за то 20 тысяч злотых.
6. Когда о некоторых подобных злоупотреблениях доходит до сведения фельдмаршала, то он обыкновенно исследование оных поручает генералу Стороженке, но этот человек есть один из главных лихоимцев, и следствия, им производимые, только лишь служат к увеличению зла. Вот один пример, каким образом действует генерал Стороженко: еврей Шпиро из Щучина имел значительную претензию к казне по устройству шоссе. Преследуемый сперва генералом Стороженкою он никак не успевал в своем деле, пока, наконец, по внушению еврея Гурвича, фактора Стороженки, не дал сему последнему 1000 червонцев, и тогда претензия его тотчас была признана.
7. Председатель комиссии финансов Фурман лично участвует во всех почти значительных подрядах и поставках для казны.
Из многих злоупотреблений местного начальства в Царстве Польском, сообщенных высшему наблюдению, мы привели выше сего изложенные, как подтвержденные многими лицами, и потому имеющие большую степень вероятия, хотя, впрочем, они, может быть, и преувеличены несколько. Не подлежит, однако же, сомнению, что окружающие фельдмаршала люди, пользующиеся полною его доверенностью, могут действовать в противозаконных своих видах безбоязненно и смелее, чем в России, где всякое злоупотребление, даже и мелочное, чрез штаб-офицеров корпуса жандармов доходит до сведения высшего правительства, между тем как в Царстве Польском все оканчивается тамошним начальством и далее не достигает.
Примечания
* Так в тексте.
** Посредника.