О РАСПОЛОЖЕНИИ УМОВ
В конституционных государствах постановлено законом, что особа государя неприкосновенна и что за все действия правительства ответствуют министры; у нас в России чувство народное заменяет сей закон. В России никому (говоря вообще) и мысль не приходит, чтоб Государь сделал худо, чтоб Государь мог сделать худо. Ропщут на министра, губернатора, судью и так далее, но никогда на Государя. Государь есть светлое солнце русских; второе Провидение их! Решается ли дело с утверждения Высочайшего; проигравший жалуется на несправедливое, по его мнению, решение и говорит, что дело верно Государю представлено было превратно. Является ли распоряжение правительства, признаваемое тягостным, стеснительным, никому и на мысль не придет приписывать оное Государю, но скажут: «Где ж Государю знать все, что делается». Возьмем, наконец, для примера рекрутский набор, который значительную часть народонаселения погружает во временное уныние. Народ знает, что сия мера проистекает прямо от воли Государя. Что же? Ропщет он на Государя? - Нисколько. Он смиренно исполняет сию тягостную для сердца его повинность и говорит: «Царь знает, что делает; стало, нужны Ему солдаты; ведь врагов у него много».
Таковы чувства русского народа к своему Государю. Чувства сии искони составляют отличительную его черту и поныне нисколько не изменяются.
Совершенные в настоящем году Государем Императором путешествия в Ригу, Ревель и Финляндию свидетельствуют, что и в сих местах, хотя и не составляющих коренную Русь, чувства преданности к Особе Его Величества не чужды сердцам жителей их. И здесь все стремилось радушно встретить и приветствовать своего Государя. Дни Высочайшего присутствия в тех местах были для жителей дни торжественные, и память о них долго служила им утешением. Но последняя поездка Государя в Москву, сие сердце, так сказать, России, и в нынешний раз, как и всегда, показала во всей ее силе пламенную любовь русских к Царю своему.
Когда в мае месяце достигло всеобщего слуха о преступных намерениях некоторых извергов из поляков против Особы Его Величества 1, то сильно было негодование; сперва и верить тому не хотели, а, наконец, когда известие о таковом злоумышлении подтвердилось, тогда с новою силою пробудилась народная ненависть ко всему, носящему имя польское. Находящиеся в здешней столице поляки по сведениям, собранным в то время, не очень смело появлялись на улицах и особенно среди народных собраний; и не без причины, ибо малейший случай мог быть тогда для них пагубен. Народ, так сказать, стерег их, что особенно заметно было при случавшихся в начале лета довольно частых пожарах, которые, разумеется, приписывались полякам, что, впрочем, по самым тщательным изысканиям оказалось неосновательным. Негодуя на поляков за злобный их умысел, в то же время рассуждали о глупости их: как они не понимают, говорили, что с существованием Государя соединено собственное их существование? Что могут они себе ожидать от успехов в преступном их замысле? Бедствие для России будет конечно велико, но какая мощная рука сильна будет тогда удержать порыв мщения русских против Польши? Кто охранит ее тогда от совершенного разрушения?
Высшее наблюдение, обращая бдительное внимание на расположение умов, может и в сей раз удостоверить, что преданность и любовь к Государю подданных Его нисколько не ослабевают и что вредные наущения и козни, извне приходящие, служат лишь к обнаружению с новою силою чувств народа к Царю своему.
В начале года обращено было всеобщее внимание публики на действия нашего правительства в отношении к делам турецким 2. Действия сии произвели самое выгодное впечатление. Публика сравнивала в сем случае политику нашего правительства с политикою Франции и видела, с одной стороны, твердость, искренность и благородство, с другой - какое- то смешное шарлатанство и нахальство. Особливо разительное произвело тогда впечатление данное Государем повеление эскадре и войскам нашим, посланным на помощь султану, оставаться в занятых ими местах, доколе Ибрагим не очистит Малой Азии и не перейдет обратно за Тавр, а паша египетский не покорится условиям, предложенным Портою. Народное самолюбие вполне было удовлетворено таковою твердостию правительства. Повеление сие тем более тогда всех порадовало, что оно последовало в такое время, когда уже по дошедшим сведениям о решительных
требованиях французского адмирала, дабы флот наш удалился, начинали бояться, что требования сии исполнятся и что дело сие кончится не к славе России.
Предпринятое Государем в августе месяце путешествие для свидания с императором австрийским 3 и королем прусским 4 не произвело никакого особенного впечатления. Поездка сия изумила всех, ибо последовала совершенно неожиданно. Она в то же время послужила новым убеждением любви к Государю подданных Его. Велика была тревога во время свирепствовавшей тогда бури. Знали, что Государь поехал водою, и все помышления были обращены к Нему. Двое суток продолжалась страшная неизвестность; народ усердно молился о сохранении драгоценной для него жизни, пока, наконец, пришла радостная, точно радостная весть о благополучном возвращении Его Величества. Весть сию принимали не иначе, как перекрестясь, и потом пошли толки и рассуждения, для чего Государь подвергает Себя таковой опасности; как Он должен хранить Себя для благополучия миллионов подданных Его и тому подобное.
Предмет свидания и совещаний Государя с высокими своими союзниками остался тайною для публики 5 и потому много было различных толков. Некоторые полагали, что всеобщая европейская война будет последствием сих совещаний, каковое предположение подкреплялось объявленным перед отъездом Государя указом о рекрутском наборе. Другие говорили о разделении Царства Польского и присоединении частей оного к Австрии и Пруссии, взамен чего Россия должна получить Молдавию и Валахию и тому подобное. Впрочем, все сии толки как гадательные малое приобретали доверие, весьма недолго продолжались и по возвращении Государя вовсе прекратились.
Предпринятая в 1833 году мера опровергать посредством иностранных газет клеветы, возводимые некоторыми из них против нашего правительства 6, в короткое время принесла уже значительную пользу. Многие, особенно в Петербурге, и преимущественно из молодежи, не имея истинного понятия о действиях правительства и не желая дать себе труда вникать в оные, готовы всегда всякую предпринятую меру охуждать; почерпая сведения о нашем государстве из одних чужестранных газет, они в них находили обильную пищу к удовлетворению такового их расположения, особенно со времени прекращения силою оружия возмущений в Царстве Польском; ибо с того времени иностранные газеты с неимоверною злобою принялись клеветать против России и в особенности против Государя. Ныне орудие сие с пользою обращено против их самих, и всякая ложь немедленно опровергается неоспоримыми фактами. В сем отношении особенно заслуживает нашей благодарности издатель «Франкфуртской газеты» г. Дюран 7, который с особенным искусством пользуется получаемыми от нас сведениями и с похвальною смелостью употребляет их в своей газете на поражение клеветы. Таким образом, читающая публика поставлена ныне в возможность почерпать даже и из любимого ее источника истинные относительно России сведения и нередко вместе с Дюраном смеется над нелепыми выдумками иностранных газетчиков и удивляется их наглой лжи. Нет сомнения, что дальнейшее постоянное продолжение сей меры принесет со временем ту двоякую пользу, что суждения нашей публики получат должное на пользу правительства направление и что, наконец, и самые газеты прекратят гнусные свои против России выдумки, увидя, что оным никто уже веры не дает.
В 1833 году обнаружен в Грузии заговор против правительства 8. Обстоятельство сие вовсе почти не обратило внимание нашей публики и для большей части осталось вовсе даже неизвестным. По сведениям, полученным о деле сем высшим наблюдением, можно заключить, что оное при самом начале представлено было от тамошнего начальства в весьма преувеличенном виде. Говорят, что посланный отсюда для исследования сего дела генерал Чевкин 9, желая придать более важности возложенному на него поручению, сумел из самых ничтожных обстоятельств и пустых и даже непонятных показаний глупых грузин составить нечто огромное и весьма значительное, между тем как в деле сем было более болтовни, чем существенного. Говорят, что и сам главноуправляющий в Грузии 10 впоследствии усмотрел, сколь ошибочно было начальное его о деле сем понятие, но как человек слабый, он уступил влиянию Чевкина и предоставил все на его волю. Особенно жалеют о князе Чевчевадзе 11, полагая, что он пострадал совершенно невинно и был жертвою злобной интриги против него Грузинского губернатора князя Половандова и тамошнего губернского предводителя дворянства князя Багратиона-Мухранского.
Полученные правительством сведения из Сибири о преступном замысле находящегося в городе Таре статского советника Горского, который обвиняется в намерении возбудить к мятежу посланных в тот край на службу поляков, также представляются едва ли заслуживающими полного доверия. Горский известен высшему наблюдению за человека беспокойного, сварливого, имеющего как бы некоторое повреждение в рассудке. Он сам со времени нахождения своего в Сибири присылал доносы как на находящихся там государственных преступников, так и на разных служащих в Сибири чиновников. Таковые его действия многих против него возбудили, и сия злоба, как видно из полученных высшим наблюдением сведений, была поводом к взведенному на него обвинению чрез посредство одного каторжно-ссыльного. Подозревают, что делу сему придана особенная важность тамошним главным начальством по видам одного доверенного при генерал-губернаторе Вельяминове 12 чиновника, известного за весьма вредного по тамошнему управлению человека, который, желая удержать генерал-губернатора от поездки в С.Петербург, воспользовался сим представившимся ему удобным для его видов случаем.
Обнаруженное высшим наблюдением между студентами Дерптского Университета тайное общество под наименованием «Burschenschaft» оказалось, по произведенному исследованию, не имеющим никакой политической цели и никаких преступных замыслов; но не менее того открытие оного представляется полезным в том отношении, что доказало бдительность правительства и, вероятно, послужит к воздержанию на будущее время от составления подобных тайных обществ.
Краткое сие обозрение, основанное на сведениях, полученных в 1833 году высшим наблюдением, ведет к заключению, что расположение умов вообще удовлетворительно; что любовь и преданность к Государю нисколько не ослабевают; что распространению либеральных и вредных понятий посредством иностранных газет поставлены преграды, которые приметным уже образом произвели благоприятное действие, и, наконец, что и самые происшествия, последовавшие в некоторых местах и обратившие внимание правительства, не заключают в себе существенной важности.
Все сказанное выше не относится, однако же, до польских наших губерний. Здесь долго еще нельзя ожидать ни преданности к правительству, ни приверженности к Государю. Достаточно уже и того, если в губерниях тех оказывается тишина и некоторое успокоение умов. В сем отношении сведения, оттуда получаемые, довольно удовлетворительны. Видя невозможность предпринять с успехом что-либо против правительства, жители тех губерний пребывают ныне спокойны, но расположение их таково, что они при малейшем случае готовы возобновить мятежнические свои действия. Отправленные в начале 1833 года из Франции польские эмиссары, прибыв в Литовские губернии для возбуждения жителей к мятежу, везде находили приют и убежище, чрез что довольно долгое время имели возможность избегнуть поисков, невзирая на бдительность тамошнего начальства. В сие время, как доказывает произведенное исследование, успели они приобрести себе довольно значительное число соучастников, и дело сие, как оказывается из собранных высшим наблюдением сведений, могло бы иметь весьма важные последствия, если б не были они упреждены задержанием эмиссаров и обнаружением вредных их замыслов. Скорый суд и немедленное предание наказанию главных виновников имели весьма выгодное влияние, и вообще все сие дело в том виде, как оно совершилось, принесло пользу, ибо послужило хорошим уроком для жителей. Они увидели, что козни их не могут укрыться от бдительности правительства и что строгое наказание неминуемо достигает виновных. За всем тем общее расположение поляков крайне еще ненадежно и вероятно долго пребудет таковым. Одно время, и время продолжительное, при строгом притом, но справедливом управлении, может обратить их к чувствам истинно верноподданническим. Но замечательно, что управление польскими губерниями не имеет единства. Так, например, в двух литовских губерниях, хотя и подчиненных одному главному начальнику 13, оно оказывается весьма разнообразным: Виленская губерния пользуется управлением мягким, может быть и не в меру снисходительным; губерния же Гродненская управляется совершенно на других правилах; здесь строгое взыскание преследует всякую вину, и нет снисхождения. В губерниях, подведомственных генерал-адъютанту графу Левашову 14, более единства; ибо там управление более сосредоточено в руках генерал-губернатора. В сих губерниях, хоть нет той строгости, на которую жалуются в губернии Гродненской, но, с другой стороны, встречались неоднократно действия произвольные, не основанные на прямой справедливости, особенно при высылке в дальние губернии людей по одним подозрениям, не имеющим правильного основания.
В Царстве Польском умы начинают успокаиваться. Ветреные и легкомысленные поляки, столько раз в течение сего года обманутые в своих мечтах, видят, что надежды их на покровительство держав иностранных тщетны; что все правительства, и даже французское, от которого они столь много себе ожидали, не только не покровительствуют единоземцам их, там укрывающимся, и не содействуют злобным их замыслам, но еще всячески стараются удалить из своих владений сии скопища презрительных людей, яко вредных и нестерпимых. Поведение польских выходцев везде, где они появлялись, было столь предосудительно, что они заслужили себе всеобщее, можно сказать, презрение, и ныне большею частию скитаются в бедности, без надежного приюта. Эмиссары их, в Царстве Польском в начале года появившиеся, мало встретили единомышленников, скоро были схвачены и немедленно понесли должное по делам своим наказание. При совершении казней над сими преступниками не было замечено даже и в жителях Варшавы особенного неудовольствия, а при одном случае народ оказал даже содействие свое в исполнении приговора. Вообще можно сказать, что расположение умов в Царстве Польском, в сравнении 1832 года, улучшилось, особенно в течение последних шести месяцев; но и здесь должно повторить, что преданности и любви к Государю от жителей Царства еще долго ожидать не можно, и по сим-то понятиям действие Государя, не удостоившего на возвратном пути из Мюнхенгреца 15 Варшаву Своим посещением, как не заслуживающую еще таковой чести, было принято здешнею публикою с особенным одобрением.