И. И. ПУЩИНУ
9-е декабря [18] 54 *
Так недавно к Вам писал, любезнейший Иван Иванович, что истинно не для чего было бы приниматься за перо, да притом при появлении гостей до писем ли; ну да уж так водится: едут свои, как не черкнуть к своим... о том, о сем, а больше ни о чем, как заметил Грибоедов 1.
Квази-прокурор не дал мне еще отповеди, так не знаю, что присовокупить уже к сообщенному; а за праздниками и за хлопотами не удалось у него быть, да и застать трудно.
В Николин день, вследствие утреннего приглашения, при принятии благословения архипастыря после молебна, был у него с 6 ч[асов] вечера до 10. Такого расположения он мне еще никогда не оказывал. Прощаясь, даже расцеловались. Он получил пять видов Севастополя, прекрасно изданных, в пользу раненых, и стоящих пять рублей серебром. Два из них чуть ли не копии с французской иллюстрации; но третий, думаю, с картины Айвазовского— вид, снятый с рейда, прелестный. Остальные два листа содержат план, с топографическою картою окрестности южной до Балаклавы, и вид российского флота в линии под парусами при приближении парохода под штандартом. На все это преосвещенный требовал истолкования и я, comme juge competent **, разъяснял ему, что было для него темно.
Получил в эти дни письма от брата — Батенькова.
Он тоже познакомился со своим владыкой и хвалит. Хозяин его уехал исправником на золотые прииски и весь дом оставил на него 2. Другое письмо, наконец, от Филатова: он управляющий в Можайске и говорит, что много потерпел с апреля. По крайней мере, нашелся; я очень рад. Третье от Людмилы, вчерась; пишет, что 20 ждали производства — не было; отложили ожидание до 6 декабря). Между тем Штакельберг, молодой барон — мой внук, получил извещение, что Вячеслав надел уже шпоры, как официальный кандидат в полковники. Со мной соскромничали, видно.
Ну уж, как хотите, больше нечего сказать; о том, что коробит, говорить не хочется. Один добрый малоросс сказал третьего дни хорошую пословицу, касаясь положения под Севастополем, мне понравилось: «Говорыло лыхо, що не бувать добру!»
Да! ведь и забыл — о, старость! Людмила приложила письмо Владимира о его походе из Гродно от 5 ноября. 10-го они в Белостоке, а 16 в мест[ечке] Семятичи 292 ½ версты от г. Трок. Описывает бедность и разорение жидов и края вообще, трудности, недостатки и скупого командира. Из письма виден весь его характер, и я возблагодарил бога из глубины сердца: добр, честен и тверд.
Теперь осталось только обнять Вас крепко-накрепко и попросить передать мой душевный привет товарищам.
Ваш всей душою В. Штейнгейль.
P. S. С Пет[ром] Петровичем] Поповым послал Вам все, что было у меня Ваше, и Тенгоборского и «Постоялый двор». Нет ли еще чего интересного?
Примечания
87. И. И. Пущину
ЦГАОР, ф. 1705, д. 7, с. 635—638
Летописи, кн. 3, с. 386—387
* Помета И. И. Пущина: «Пол[учено] 11-го декабря».
** как компетентный судья (франц.).
1. Строки из «Горя от ума». Письмо отправлено, очевидно, с Е. В. Францевой и Н. С. Знаменским.
2. Все годы поселения в Томске Батеньков прожил в семье исправника Николая Ивановича Лучшева.
Здесь текст приводится по изданию: Штейнгейль В.И. Сочинения и письма. Том I. Записки и письма. Иркутск, 1985, с. 314-315.