23 января
Кстати, о молитве немецкого пастора: ни она, ни общие молитвы целой России в нынешнем году, кажется, уже не сбудутся. Зимы нет как нет. С 21 -го числа опять полная оттепель, и опять мы волочимся, хотя и в санях, по одним кучам грязи. Вчера от сильного морского ветра вода поднялась так высоко, что палили из пушек. Теперь постоянно 2° тепла. Это истинное и большое народное бедствие!
Граф Блудов целый уже месяц постоянно хворает. Сперва у него была рожа на лице, а потом возобновились в большой степени обыкновенные судорожные его припадки в желудке — вероятные последствия прежней и даже теперешней еще неумеренности в пище, или, просто, прожорливости. Это было причиною, что и наш депар[тамен]т законов бездействовал целые три недели, только три дня тому назад имел первое заседание в нынешнем году. Блудову никак не хотелось, чтобы начали без него, а мне не хотелось сделать ему неприятное, хотя он и изъявлял желание свое более обиняками, нежели прямо. Теперь здоровье его довольно оправилось, и он думает уже на днях выехать. Третьего дня он был обрадован визитом вел[икой] княгини Елены П[авлов]ны. Она не забыла своего друга и в болезни, и это редкое исключение <с ее стороны> — визит не к жене, а собственно и прямо к мужу, — едва ли не подействовало благодетельнее всех лекарств на Блудова, у которого тщеславие не в одном том состоит, чтобы быть — первым редактором.
Нынче напечатана, при Сенате, — сверх того карманного списка гражданских чинов первых шести классов, который появился в первый раз в 1842-м г., о коем я и упомянул во время его появления, — еще другая карманная книжечка, в прелестном формате, представляющая тот же самый список, расположенный тоже по
[56]
старшинству чинов, но с прибавкою еще 66 <при> первых четырех классах важнейших из полученных каждым чиновником почетных наград и всех полученных им наград денежных, арендами, землями и пр., а равно состоящего за каждым недвижимого имения, родового и благоприобретенного порознь. Такой же свод служебных биографий лиц, состоящих в генеральских чинах по военному ведомству, давно уже издается, но очень не для многих, и содержится в большом секрете. Гражданский список равномерно разослан только к министрам и главноуправляющим, по утвержденному Государем особому списку, и в продажу, разумеется, никогда не поступит. Тут много любопытных вещей, особливо в отношении денежных наград. Когда-нибудь в свободный час сделаю оттуда несколько выписок.
Дочь Сперанского, единственное дитя, которое он оставил, — та самая, которую он любил так восторженно и к которой писал бес-подобные письма, похожие более на переписку жаркого любовника, нежели отца (см. дневник мой 1840-го г.), эта дочь, жена сенатора Фролова-Багреева, всегда славившаяся [своим распутством] 67, остававшимся тайною только для отца, ныне, на старости лет (ей уже за сорок), возложила последний венец на свою карьеру, изгоняющий ее окончательно из общества и всех светских отношений. Петербург наш очень снисходителен к женским слабостям, пока они прикрыты завесою тайны, хотя бы эта тайна была — le secret de comedie', но он неумолим к открытому распутству, и бесстыдная женщина, презирающая общим мнением, сама тотчас становится жертвою общего презрения и острацизма.
Исполненная необыкновенного ума и еще необыкновенных для женщины сведений, пользующаяся богатым состоянием, последняя и единственная представительница славного имени, состоящая, по мужу, в родстве с Кочубеями и с первою нашей аристократиею, Багреева имела все для общего уважения и блестящего положения в свете и всем этим пожертвовала для своих страстей. Муж ее — слабый дурак, за которого отец выдал ее единственно для связей и богатства. Пока Багреева жила еще здесь в доме отца и вместе с ним, она, если и не налагала узды на свой темперамент, то, по крайней мере, сохраняла наружное приличие: все и тогда уже
-----
* Секретом полишинеля (франц.).
66. Далее зачеркнуто: «против».
67. Взятое в квадратные скобки в тексте зачеркнуто.
[57]
считали ее Мессалиною, исчисляли и называли ее любовников, не сомневались в ее поведении, но, при всем том, щадили в ней дочь живого Сперанского и, как я уже сказал, довольствовались тем, что бесчисленные ее интриги покрыты были, по крайней мере, наружною тайною. Но со смертию отца и это все кончилось. Под предлогом болезни и развлечения своей печали она тотчас уехала за границу, оставив своего бессмысленного мужа здесь, и прожила там, в свободном и не скрываемом уже удовлетворении своих страстей, около трех лет.
Я видел ее в 1840-м г. в Вене и, при всем презрении к ее поведению, не мог оторваться от очаровательного ее 68 ума. Прошлою осенью она воротилась, наконец, в Петербург, но не одна, а с молодым 69 <немцем по фамилии Прейсом>, которого она 70 выдавала за доктора, изучившего ее натуру и необходимого для поддержания ее здоровья. Сам муж, при всей своей слабости и глупости, понял, в чем дело, и не мог уже утаить своего негодования. Между ними произошла ужасная сцена, после которой у Багреева сделался удар (он потом, впрочем, выздоровел), а жена его, под предлогом, что у нее сын в Лицее, переселилась со своим 71 <Прейсом> в Царское Село и совершенно секвестрировалась от света, не сделав даже необходимых, после возвращения из-за границы, визитов.
На днях я получил от нее записку, в которой, прося меня за одного из чиновников, она прибавляет: «En garnisona Zarskoe-Selo avec mon fils et ne suis venue a Petersbourg gu'a de rares interpelles et pour guelgues heures. Voila pourguoi je ne vous ai pas vfl. Maintenant je suis sur mon depart pour l'Ukraines ou je compte m'enfermer pour longtemps, peut-etre pour toujours. Conservez-moi Votre bon souvenir et croyez gue le Votre ne s'effacera jamais de ma memoire»*.
И эта записка, по странному капризу как бы она уже совсем была отчуждена от мужа, подписана не настоящею ее фамилиею «Фролова-Багреева», а фиктивною: «Е. Bagreeff-Speransky!».
-------
* «Я с сыном — в Царском Селе, и приезжала в Петербург редко и всего на несколько часов. Вот почему я не видела ваше превосходительство. Теперь я уезжаю на Украину, где собираюсь запереться надолго, может быть, навсегда. Сохраните обо мне добрые воспоминания и поверьте, что воспоминания о вас не изгладятся никогда из моей памяти».
68. Далее вымарано слово.
69. Далее зачеркнуто: «итальянцем».
70. Далее вымарано слово.
71. Далее зачеркнуто: «итальянцем».
[58]
Модест Корф. Дневник. Год 1843-й. М., 2004, с. 56-58.